Белая кошка
Шрифт:
Просыпаюсь посреди ночи. Очень надо в туалет. Голова словно набита ватой. Шатаясь, бреду по ковру в коридоре. Внизу вроде кто-то разговаривает. Справляю нужду, собираюсь нажать на слив, но внезапно останавливаюсь.
— Ты что здесь делаешь? — спрашивает Филип.
— Приехал сразу, как узнал.
Деда ни с кем не перепутаешь. Он живет в Сосновой Пустоши. То ли там подцепил легкий акцент, то ли что-то из старых времен прорывается. Его городок Карни — натуральное кладбище, не дома, а могилы. Практически все
— Мы о нем позаботимся.
Я не ослышался? Баррон? А почему мне не сказал, что приедет? Они с Филипом вечно секретничают. Потому, что я самый младший, так мама всегда говорила. Наверняка не поэтому. Я ведь не мастер — вот почему. Дедушке тоже в голову не пришло позвать меня на семейное собрание.
Член семьи, но все равно чужой.
И убийца вдобавок, а это усугубляет ситуацию. Странное дело — почему? Ведь хотя бы на преступление способен.
— За пацаном надо присматривать. Пускай займется чем-нибудь. — Это дед.
— Отдохнуть ему надо, — отзывается Баррон, — мы же не знаем толком, что случилось. А вдруг у кого-то на него зуб? Что, если Захаров пронюхал про свою дочь? Он же до сих пор разыскивает Лилу.
От этих слов у меня волосы встают дыбом. Фырканье. Филип? Нет, дедушка:
— И что? Вы вдвоем, парочка клоунов, будете его охранять?
— До сих пор же охраняли, — парирует Филип.
Подбираюсь поближе к лестнице и пристраиваюсь возле перил, как раз над гостиной. Родственнички, наверное, на кухне заседают — очень уж хорошо слышно. Вот сейчас спущусь вниз и все им выскажу, и пускай считаются со мной.
— Может, лучше о жене побеспокоишься? Думаешь, я не вижу? А тебене следует над ней работать.
Я уже почти опустил ногу на ступеньку, но тут останавливаюсь. «Над ней работать»?
— Мауру не впутывай. Она тебе никогда не нравилась.
— Отлично. Что в этом доме происходит — не моего ума дело. Но ты доиграешься. Как собираешься присматривать за братом?
— Он не хочет с тобой ехать.
Очень странно. Либо Филип злится, что дед командует, либо Баррон его уговорил меня оставить.
— А если Кассель и правда хотел спрыгнуть с крыши? Подумай, ему многое пришлось пережить, — не унимается дед.
— Не стал бы, — встревает Баррон. — Он в этой своей школе старается изо всех сил. Пацану просто нужно отдохнуть.
Открывается дверь спальни, и в коридор выходит Маура. Фланелевый халат чуть распахнулся, виден край трусиков.
Она сонно моргает и, кажется, совсем не удивлена, что я тут сижу.
— Что-то мне послышалось внизу. Кто там?
Пожимаю плечами. Сердце колотится как бешеное, и только через мгновение до меня доходит: ничего предосудительного я не делаю.
— Тоже услышал голоса.
Такая худенькая. Вместо ключиц как будто лезвия под кожей.
— Музыка сегодня громкая. Боюсь ребенка не услышать.
— Не волнуйся. Наверное, спит как… сном младенца.
Улыбаюсь, хоть шутка и не очень. В
Она усаживается рядом на ковер, поправляет халат и свешивает ноги между перилами. Можно легко пересчитать выпирающие под фланелью позвонки.
— Я от него ухожу. От Филипа.
Что он сделал с женой? Маура наверняка не знает, что над ней поработал мастер. Если заклятие любовное, то со временем оно изнашивается. Правда, иногда требуется целых шесть-восемь месяцев. Интересно знать: не навещала ли она маму в тюрьме? Спросить или лучше не надо? Мама не имеет права снимать перчатки, но ведь можно всегда проделать маленькую дырочку и на прощанье коснуться собеседника.
— Я не знал.
— Скоро. Но это секрет. Никому не скажешь?
Быстро киваю.
— А почему ты не внизу с остальными?
Пожимаю плечами:
— Младших братьев редко берут в игру.
В кухне полным ходом идет совещание. Слов не разобрать. Я болтаю без умолку: не хочу, чтобы Маура услышала, что они про нее говорят.
— Врать не умеешь. Филип умеет, а ты нет.
— Да ну! — вскидываюсь оскорбленно. — Я превосходно умею врать. Кого хочешь за пояс заткну.
— Врешь. — Маура улыбается. — А почему тебя назвали Кассель?
Сразила наповал.
— Мама любит странные имена. Папа хотел, чтобы первенца назвали в честь его — Филип. Зато уж потом она оттянулась на мне и Барроне. А Филипа, кстати, хотела назвать Джаспером.
— Ничего себе, — закатывает глаза Маура. — А может, в честь предков? Традиции вашей семьи?
— Черт знает. Тут все покрыто мраком. Папа был светлокожий блондин, фамилию Шарп наверняка наугад взял, когда документы подделывал. А насчет мамы — дедуля утверждает, что его отец был индийским махараджей и продавал калькуттские снадобья в Америку. Может, и правда. Фамилия Сингер, возможно, произошла от индийского «сингх». Но дед чего только не выдумает.
— Он как-то рассказывал, что один из ваших предков был беглым рабом.
Интересно, а про Филипа Маура что думала, когда выходила замуж? В электричках со мной вечно кто-нибудь заговаривает на непонятном языке. Как будто с такой внешностью я их должен понимать. А я никогда не понимаю и расстраиваюсь.
— Ага. Про махараджу лучше. Есть еще байка, что мы из ирокезов. Или итальянцы. И не просто какие-то там итальянцы — потомки самого Юлия Цезаря.
Смеется, довольно громко. Интересно, услышали там, внизу? Но тон голосов не меняется.
— А он был мастером? Филип не любит об этом говорить.
— Прадедушка Сингер? Не знаю.
Наверняка Маура в курсе, что дед — мастер смерти. У него же на левой руке почерневшие культи вместо пальцев. Магия вызывает отдачу. Если ты мастер смерти — колдовство убивает часть тебя. Если повезет — палец, к примеру, отсыхает, а может, легкое или сердце. Каждое проклятие воздействует на мастера. Так дедушка говорит.
— А ты всегда знал, что не можешь колдовать? Мама понимала это с самого начала?