Белая мель
Шрифт:
— Это я-то? — снова обиделась Катька.
— Девки-и, тихо! Начальник идет! — кто-то отпрянул от окна.
Женщины, все в суконных костюмах, в ботинках с железными передками, в касках поверх платков, приняли чинную позу, нахохлились, замерли на лавках, вытянув шеи в сторону двери.
Но никто не вошел.
«Опять углядели, — подумала между тем Нюра. — Господи, ну чего он ходит? Остановится и смотрит, и смотрит. И рабочие нипочем. Стыдно-то как, хоть реви. Господи-и. Скажу я ему
Не хотела Нюра признаться себе, что внимание начальника цеха все-таки льстит ей. Потому что Фофанов, заместитель, то ругал на каждой летучке: то думпкары не вовремя поставили, то не тот кирпич на печь подали, то техника безопасности не на высоте, поэтому и часто грузчицы ушибают ноги, — а тут вдруг снизошло умиление, — на утренней пятиминутке выдал; «Объявить благодарность участку Травушкиной — обеспечили досрочный ремонт пятой печи». Вон как! А то грозил выговорами за отсутствие табличек с фамилиями тех, кто отвечает за пожарную безопасность на складе огнеупоров. Как будто кирпичи вспыхивают сами по себе. Ну и ну!.. Нюра повеселела и скомандовала:
— Давайте-ка по местам! Бригады Супониной, Дорогановой и Кленовой — на выгрузку вагонов МПС, бригада Набросовой на уборку мусора с пятого пути и под эстакадой. А Карпушина на склад за краской — маркировать кирпич.
— А что это мы вечно мусор убираем? — взвилась Набросова, норовистая бабенка с крашеными ресницами. — Как проклятые — все мусор и мусор...
— А ты что хотела? Кто везет, того и погоняют, — поддержал кто-то робким голосом.
— Хорошо, идите на выгрузку, — согласилась Нюра, скрывая раздражение.
— А давайте я пойду на мусор? — встряла Люська. — Мне сегодня нельзя на обозрение. Как, девчата?
— Мы — как ты.
— Ты бригадир, тебе виднее.
— У тебя, Люсенька, таки слова мягки, таки мягки — хоть спать укладывайся, — съязвила Набросова.
— Ну вот, Нюра, — Люська и глазом не повела в сторону говорившей, — видишь, моя бригада меня бережет. — И встала. — Говорить, Поля, не робить, торопиться не надо, — сказала без обиды. — Айда, девчата! — И, направляясь на выход, тихо, для себя запела:
Зачем мы ссорились, зачем мы спорили? Зачем, любимый мой, опять повздорили?Люська пела в самодеятельности. Иногда ездила от Дворца культуры в подшефные совхозы. Ей хлопали, просили петь еще. Люську любили. Зато рябой, страховитый электрик Алешка Кленов пил, а иногда и побивал Люську — ревновал, значит.
— Ну-у, эта заговорит, лису из норы выманит, — великодушно простила Набросова.
— А ты, Катя, чисто колючка, — подошла к Супониной Нина Павловна. — Я ведь что хотела сказать — что ты уж больно любишь своего Митеньку. Все Митя да Митя. Завидно даже... А я вот черствая какая-то, а мужики льнут...
— Глаза у тебя, Нина, вон какие... А кому я нужна, дистрофик чистый... — вяло махнула рукой Супонина.
— Да брось ты прибедняться: Митя не любил бы, не жил.
— Бабы, мы и есть бабы, — вздохнула Катька.
— Что это у нас сегодня, все утро про любовь? — спросила Нюра и обвела взглядом сидящих женщин: — Больше говорить не о чем?
— Так ведь ты у нас начальство, тебе и голову ломать. Газеточки бы хоть почитала... А то лекцию про оперное искусство, — ухмыльнулась Набросова. — Я бы, в содружестве с Кленовой, арию исполнила для мадам Супониной...
— Это когда же ей нам газеточки читать-то? — удивилась Карпушина. — Взяла б да и почитала сама, а мы б послушали...
— А что, бабоньки, может, организуем хор?
— Ага, на фоне штабелей кирпича глядеться будем, — рассмеялась Набросова.
— Только нам хора и не хватает до полной радости, — оборвала Люська.
— Давайте в следующий выходной съездим за грибами?
— Лучше кино! Или айдате ко мне в сад. Свежий воздух. Ягодки.
— Были уже. Ягодками там и не пахнет...
— Можно на озеро...
— Трапы новые заказать надо, — попросила Люська, — только полегче и подлиннее. А то поставишь трап к вагону и карабкаешься будто в гору...
— Хорошо, сегодня же закажу, — пообещала Нюра, все продолжая писать наряды ж думая вовсе не о трапах.
«Ну вот, — думала Нюра, — одной надо читать газеты, второй организовать вылазку за грибами, третьей подавай лекцию про оперное искусство, четвертая (какая-нибудь из девушек, что пришли после десятилетки) пожелает вести разговор про кибернетику... Что я им смогу дать, кроме организации вылазок, путевок да яслей? Ни-че-го... Вон Золотухина на втором курсе института, а я все еще техникум не могу осилить...»
— А что, Зина, — повернулась Нюра к Набросовой, — может, и в самом деле пригласить нам какого-нибудь артиста? Расскажет о театре...
— Да что ты! — изумилась Супонина. — Это же так она, выпендряется... Слово-то «мама» с тремя ошибками пишет, а туда же — оперное искусство...
Раскатился хохот.
— Пора на рабочие места, — оборвала Нюра.
— Чего расселись как цыпоньки, — весело заорала Супонина на свою бригаду.
Заскрипели скамейки. Стали расходиться. Вскоре голоса и шаги в коридоре поутихли.