Белая ночь
Шрифт:
— Пожалуйста…
— Таня… А вас?.. Очень приятно. Кирилл, давайте встретим Новый год вместе. Я не очень нахальничаю? Может, вы подумали?.. Тогда ладно. У меня собирается хорошая компания. Клевые ребята. Не пожалеете. Что вам скучать с родителями, ведь вы такой симпатичный…
И глаза у вас такие грустные, как у Александра Блока. Я постараюсь вас развеселить… Что вам до этого экзамена? Вы же не первокурсник какой-нибудь, чтобы так бояться экзаменов… Ты тоже живешь в Купчино? Тем более, мы почти соседи… Значит, решено?..
Ровно в шесть часов вечера тридцать первого декабря
— Кирюша, как же так? Ведь Новый год принято отмечать в семье. Скоро тетя Нина приедет с Михаилом Ивановичем, Люба с Павликом… Тебе же нравится играть с маленьким Павликом! Он такой забавный, тебе во всем подражает… Папа вот-вот приедет. Что я ему скажу?..
— Скажешь, что у меня комсомольско-молодежный Новый год, — отвечал из своей комнаты Кирилл. — Вынужден встречать его с комсоргом, профоргом и страшной дочкой декана. Скажи это ботинку. Он — карьерист, он поймет…
— Как ты называешь папу? Не стыдно?
— Карьеристом?
— Нет, ботинком. Не смей так говорить… Кстати, надень теплые ботинки. Куда ты в туфельках?
— Мам, тут недалеко. Я возьму бутылку «Шампанского» и пару банок из холодильника? Тут вон всего сколько — Михаил Иванович обожрется… А боти.., отец не закусывает…
— Возьми еще тарелочку холодца. Я сейчас тебе заверну. А ты присмотрись: может, она не такая страшненькая?
— Кто?
— Дочка декана.
— Какая дочка?.. Ах, да. Присмотрюсь, присмотрюсь…
На площадке Кирилл услышал звук приближающегося лифта. Все нормальные люди уже дома, шатаются по квартире в томительном ожидании курантов, а этот вот приближается, на лифте едет… Так ведь это отец! Он уже узнавал родителя по звуку подъемно-транспортного оборудования! Вот до чего дошло обостренное восприятие друг друга!
Лифт действительно остановился на его этаже.
Во время небольшой паузы между остановкой и открыванием дверей Кирилл пролетел два лестничных пролета. Ему казалось, что с каждым толчком ноги от бетонной ступени он приближался к свободе… «Свобода приходит нагая…» Чьи это стихи? Неважно. Важно, что нагая. Еще интересно, блондинка она или брюнетка? Если блондинка, то они поженятся, и он будет говорить в институте: «Моя жена… У моей жены… Для моей жены…» Не одному же Лехе Растамянцу хвастаться на перемене семейными скандалами.
Жаль, что ехать было недалеко — всего пару остановок. Еще жаль, что не было цветов. Потому что, когда человек идет с цветами, все сразу понимают, какой он счастливчик, что его ждет поцелуй или поцелуи, что в этот вечер у него будет.., у него все будет. Все у него будет, то есть даже больше, чем в этом случае думают. Большая жизнь, любовь, свобода… «Свобода приходит нагая…» Блондинка или брюнетка?
Дверь открыла хорошенькая брюнетка. Это у Зощенко, кажется, жених ни разу не видел невесту без шляпки. Но Кирилл сразу узнал Татьяну. У нее была стрижка на какой-то французский манер, с трогательной челочкой. Ангел улетел, но тот, кто остался, весело смотрел на застывшего в дверях Кирилла. Что он там загадывал? Женится, если она брюнетка? Да-да, он так и загадал, именно если брюнетка. Зачем ему себя обманывать? К тому же
В большой комнате Кирилл совсем по-детски первой заметил елку. Она была украшена одними серебристыми шарами. Снизу — большими, как плафоны ночных светильников, повыше средними, величиной с теннисный мячик, а под самой макушкой — не больше пинг-понгового шарика. «Апофеоз…», — подумал Кирилл, но чего апофеоз, он, по своему обыкновению, не додумал. Его захватила другая мысль. Он представил себе сначала бесконечно большой серебристый шар, который вместил в себя все мирозданье, шар-абсолют, которому нечего было отражать.
Потом Марков вообразил бесконечно малый шарик, в котором ничего не было, но который отображал всю реальность. Между шарами была сама госпожа бесконечность, от ощущения которой становилось холодно и телу, и душе.
В центре этой бесконечности стояла елка с серебряными шарами.
Стало действительно зябко и одиноко. Тут Кирилл увидел гостей, искаженно отраженных в стеклянных шарах, и поспешно отвернулся от елки. Таня уже представляла его присутствующим. Марков заметил, что гости одобрительно посмотрели на его вельветовые джинсы и свободный черный свитер с голубыми ромбиками.
Кирилл ответил им дружелюбным взглядом.
Очень худая, даже по мнению Маркова, девушка Вика сидела на диване, не просто закинув ногу на ногу, а переплетя нижние конечности, будто они были проволочными. Это не мешало ей быстро вертеть остренькой мордочкой, реагируя на реплики присутствующих, на манер африканских зверьков сурикатов.
Рядом с ней расположилась широкоплечая девица Оля в брезентовой куртке. Волосы ее были схвачены то ли обручем, то ли плотной лентой. Прямо на ковре, у ее ног, сидел Сережа, лица которого было не разглядеть из-за густой занавеси темных волос. Сережа обхватил толстую Олину ногу, как пьяница обнимает столб.
Еще один юноша стоял у окна, напротив праздничного стола, и по-детски улыбался не Кириллу, а бутылкам и закускам. Его звали Володя Панов. У него была странная манера во время разговора посмеиваться, будто подкашливать. Но из этих ребят как раз он понравился Маркову больше всех. Он показался Кириллу совсем мальчишкой, не по возрасту — возможно, он был даже старше Маркова, — а по брошенным фразам и манерам. Еще Володя, судя по всему, был добрым и искренним.
Но рядом с Кириллом стояла хозяйка дома.
На ком бы Марков ни останавливал теперь свой взгляд, его боковое зрение постоянно фиксировало эпицентр этого вечера. Девушка-сурикат и Танины ноги, брезентовая Оля и Танины ноги, Володя Панов и Танины ноги, серебряная бесконечность и Танины ноги…
— Кирилл скоро будет плавать на судах смешанного плавания, — сказала Таня, и нога ее, ближняя к Маркову, слегка согнулась в коленке.
— На судах помешанного плавания, — брякнула брезентовая девица.
Володя Панов похихикал-покашлял, Сережа высунулся из зарослей и спрятался опять.