Белая ночь
Шрифт:
— Я знаю, — пискнула Вика. — Это такие амфибии. Они могут и по земле, и по морю.
— По реке и по морю, — поправила ее Таня.
— Но и река, и море — это же вода? — удивилась Вика и завертела мордочкой по сторонам, ища ответа на свой вопрос, но на нее никто не обратил внимания.
— Самое главное, — продолжила Таня, — что эти суда курсируют по Европе.
В глазах присутствующих, наконец, мелькнул огонек понимания.
— Это вроде того, — попробовал для начала пошутить Кирилл, — когда судно должно плыть на Валаам, а само вдруг меняет курс и следует на Лондон.
— Понятно, — вяло отреагировали Оля с Сережей.
Только Володя Панов немного покашлял, чем и заслужил симпатии Кирилла. После плохо прозвучавшей шутки повисла пауза. Кириллу опять полезла в голову серебристая бесконечность, но тут Сережа тряхнул гривой, подтянулся на Олином колене и встал.
— Забыл! Я же принес статью из «За рубежом» о… Знаете о ком?..
— О Полечке Маккартни! — взвизгнула Вика. Обожаю Маккартни! Мне многие говорят, что я похожа на Линду. А ты как думаешь?
Этот вопрос был адресован Кириллу, и он, смутившись, неопределенно кивнул головой.
— Какой Маккартни! — закричал Сережа, сверкая немытыми патлами. — Викуля! Открой рот, закрой глаза! «Sex Pistols»!..
Все присутствующие, за исключением Маркова, завороженно повторили название панк-роковой группы. Лаже Таня прошептала совершенно отчетливо у его плеча: «Sex…» «Sex Pistols» и Танины ноги…
Сережа вытащил из заднего кармана потертых джинсов газетный листок, вышел к елочке и стал читать голосом районного лектора общества «Знание» статью из советского политического еженедельника. Автор был до того едок и насмешлив, что Сережа порой попадал под его влияние, и в голосе его звучал нужный для пропаганды сарказм. Тогда лектор замолкал, смотрел на слушателей и сдержанно матерился.
Статья была очень правильной и сильной, но содержала крайне мало информации. Марков услышал, что музыканты «Sex Pistols» совершенно не знают нот, на концерте звереют, ломают гитары, показывают зрителям гениталии и мочатся в зал прямо со сцены. Кроме того, в статье то и дело мелькало имя лидера группы. Кирилл старался его запомнить, чтобы занести потом в свой заветный блокнот, но рядом на диване сидела Таня. Ее нога мерно покачивалась, тапочка болталась на самом носке, вот-вот готовая сорваться вниз. И душа Кирилла сейчас также висела на кончиках ее пальцев и зависела от этого тряпочного шлепанца.
Чтение еще не закончилось, когда в передней раздался звонок, и Таня пошла открывать. Марков проводил ее таким взглядом, о который можно было бы споткнуться. Но когда она вышла, Кирилл почувствовал неожиданное облегчение, будто снял с плеч огромный походный рюкзак.
— Если души этих молодых людей откликаются на бессвязные вопли и хрипы, — читал Сережа, — то можно представить, что это за души.
Мрак и пустота…
— Пустота и мрак, — вдруг провыл кто-то над самым ухом Кирилла этот странный пароль.
Марков обернулся. В дверях, обнимая Таню за талию, стоял Акентьев.
— Откликнитесь, твари, — Саша улыбнулся одними губами, и Кирилл заметил маленький розовый шрам в углу его рта, которого раньше не было или Марков не замечал. Тут же он почувствовал, что краснеет, уши, наверняка, стали розовыми, как раз под цвет Акентьевского шрама.
Что это с ним? Ему стыдно перед этим плейбоем? За что? За то, что унижался перед ним в школе, а потом полгода прятался? Ведь он, Кирилл Марков, — теперь свободный человек. Теперь он — студент, боксер… Да какая разница, кто? Он может уйти, не попрощавшись, может остаться, потому что его пригласила Таня. Рука на ее талии ничего еще не значит. Он сам мог бы обнять ее. Но откуда взялся Акентьев? Как тесен мир! Как тесно в этом мире Кириллу Маркову! Куда спрятаться от этого человека? Разве что на судне смешанного плавания? В реке-море?
А может, хватит скрываться, мимикрировать, как насекомое, прятаться за мамину интеллигентскую ложь? Он может сейчас встать и сказать Акентьеву что-нибудь убийственное, саркастическое, в духе вот этой статьи из еженедельника «За рубежом». Как жаль, что они с Сагировым упражнялись только в способах знакомства с девушками! Может, домашняя заготовка — уничижительная фраза в адрес врага — важнее? Но разве Акентьев враг? Враг… Пустота и мрак… Враг…
Акентьев так и стоял в дверях, все присутствующие сами повскакивали со своих мест, бросились к нему целоваться и жать руку, то есть здороваться в зависимости от пола. Этот суетливый обряд закрыл Кирилла от Саши, и он немного отдышался. Убийственная фраза так и не приходила ему в голову, наоборот, с языка готов был уже сорваться участливый вопрос про шрам. Ребята как раз расступились, Кирилл встал, протянул руку Акентьеву, не глядя ему в глаза, но так и остался с протянутой в пустоту рукой.
Саша прошел мимо, за ним, как за Петром Великим на известной картине Лансере, засеменили остальные.
Саша плюхнулся в кресло, ребята заняли прежние места, а Кирилл оказался стоящим одиноко в центре комнаты, будто перед приемной комиссией. Все смотрели на него и молчали.
Растерянный Марков взглянул на Таню, ища хоть какую-нибудь поддержку у хозяйки дома.
Девушка презрительно усмехнулась и сказала, что пошла на кухню за хлебом. Кириллу следовало бы тут же предложить ей свою помощь, но неожиданная догадка заставила его остолбенело стоять, глупо хлопать глазами и краснеть, как пролитое на белую скатерть вино.
Все было подстроено Акентьевым! Все, начиная со знакомства в трамвае, было им разыграно, как в постановке его папы — режиссера БДТ.
Девушка, первая заговорившая с ним, цитирующая Северянина, сравнивающая его с Блоком, словно прочитавшая через плечо его самую заветную книгу. Все это была простая режиссура, а Таня играла свою роль, причем очень талантливо. Так ведь она и поступала в театральный!
Правда, неудачно. А теперь папа Акентьева ей в этом поможет. Танины ноги и Саша Акентьев.
Круг замкнулся…
— Вообще-то в приличную компанию принято приходить со еврей девушкой, — сказал Акентьев из глубины дивана. — Панов с Викой, Серж со своей девушкой… Олей. Я тоже не один…
В этот момент в комнату вошла Таня, держа в руках блюдо с неразрезанным хлебом. Из буханки разбойничьи торчала рукоять столового ножа. Акентьев даже не поманил, а прищелкнул пальцами. Таня подошла к нему и присела на подставленное колено, так и держа хлебное блюдо. Хлеб-соль гостю дорогому! Кирилл машинально уставился на ее ноги, и это было совсем глупо, по-телячьи.