Белая пантера
Шрифт:
Все то время, что Миллс проспала, Эмма так и оставалась лежать рядом и обнимать женщину, которую любит. Впервые гордо может сказать, что любит. Столько «впервые» Эмма может вспомнить связанных с Миллс, что у самой непроизвольно показывается улыбка, а в душе зарождается чувство непередаваемого счастья.
Миллс проснулась, но глаза не открывала, наслаждаясь теплом, объятьями, запахом любимой. Не открывая глаз, она медленно начала забираться под майку Свон.
– Оо, – засмеялась Эмма, – я смотрю ты, наконец, проснулась.
– Неа, это я во сне к тебе пристаю, – пробубнила Миллс.
– Долго же ты спишь, малыш, – улыбнулась Эмма и поймала руку у себя под майкой, – не стоит.
– Свон, ты сказала, что после того как я посплю, будет десерт, – привстав, возмутилась брюнетка, – что опять то?
– Я обещала тебе сладкого, а не себе, – объяснила блондинка, и с трудом привстав, нависла над брюнеткой.
– В моем понимании ты мое сладкое, – прошептала Миллс и потянула руку к телу Эммы.
– Черт! Раскусила, – улыбнулась ехидно Эмма и начала покрывать шею брюнетки поцелуями.
Реджина засмеялась и откинула голову назад, руками прижимая Эмму ближе к себе. Эмма лежала сверху на Реджине и старалась не совсем увалиться на девушку. Продолжая поцелуи по шеи, а рукой уже проскользнув под халатик, стала нежно гладить живот и массировать грудь.
– Тебе не больно? – немного останавливая Эмму, обеспокоенно спросила Реджина. Со своими желаниями она забыла спросить Свон, как она себя чувствует.
– Больно, – не стала врать Свон, – но мне плевать на это, – и поцелуями стала покрывать шею, плечи и спускаться губами ниже. Скидывая при этом совсем невесомый шелковый халатик, но такой сейчас не нужный.
– Эмма, у тебя отбиты внутренние органы. Тебе нельзя напрягаться, и нужен постельный режим, – задыхаясь от незабываемых ощущений, смогла сказать Миллс.
– Я обещала тебе сладкого, ты его получишь, – стараясь забыть о боли и полностью отдаться ощущениям, сказала Эмма. И прильнула губами к оголенному торчащему от возбуждения соску, а рукой нежно массировала вторую грудь девушки.
Реджина находилась перед выбором получить желаемой или все остановить, ведь Эмме больно.
– Эмма, нет. Не нужно, тебе больно, – вырывалась из любимых рук и запахнула халат Миллс.
– Миллс, мне больно? – отстранившись и садясь на кровать, Эмма с усмешкой смотрела на Реджину, – да мне всю мою гребанную жизнь больно. Ты думаешь, меня первый раз вот так избили? Да я находилась в гораздо хуже ситуациях, чем небольшой синяк на боку. И поверь мне, малыш, когда я с тобой я ее не чувствую. Боль, она просто исчезает, давая новые чувства.
– Из-за меня тебя избили, это я виновата в том, что тебе больно, – Реджина отвернулась и закрыла лицо руками.
– Малыш, – прошептала Эмма и постаралась присесть на коленки на кровати, сильнее прижимаясь к Миллс, – не из-за тебя. Ты здесь совсем не причем, – снова мимолетно целовала плечи Эмма, а руками все же сняла халатик и откинула его на пол, – все наоборот, это я не уберегла тебя, – не останавливаясь, Свон целовала плечи, а руками гладила оголенную спину.
Против этих прикосновений Миллс устоять не могла. Она повернулась и легла на спину перед Эммой.
– Я хочу, чтобы ты забыла всю боль, – брюнетка взяла Свон за руку и медленно потянула на себя.
– Правильный выбор, малышка, – усмехнулась Эмма и прильнула в страстном поцелуе в губы Реджины, сразу углубляя его, а руками нежно массируя грудь, играясь с возбужденным соском.
Через пару мгновений пальцы на груди заменили горячие губы и язычок блондинки, и она тут же услышала еле слышный стон, срывающийся с пухлых губ. Миллс завела руки за голову и от каждого прикосновения прогибалась в спине не желая терять желанных ощущений.
Больная губа вновь закровоточила, когда Реджина вновь ее закусила.
– Я люблю тебя, я очень тебя люблю, – очень тихо шептала она.
– Я знаю, малыш, – прошептала Эмма между невесомыми поцелуями на шее, груди, животе. И медленно спускаясь к единственной детали одежды, дополнила, – я тоже…
И эти слова ярко характеризовали чувства Свон. Она уже сказала, что любит, и это было трудно. Эмма необычный человек который может по несколько раз в день говорить про любовь, но ничего на самом деле не чувствовать. Нет. Эмма же наоборот чувствует и понимает, что это не пустые слова, а самые что ни на есть дорогие, а услышать их из уст любимого человека дороже в стократ.
Реджина знала, что любима. Она также знала, как трудно даются эти слова Свон, поэтому она не требует повторять их, и не будет требовать никогда. Миллс будет просто любить и говорить эти слова, потому что может и главное хочет, чтобы Эмма слышала, что она ее любит.
Почувствовав, что Эмма уже целует низ живота, Миллс застонала в голос, извиваясь в руках Свон.
Реджина даже не заметила, как Эмма стянула с нее трусики и несильно раздвинула ноги, удобно устраиваясь между ними. И только когда юркий язычок блондинки коснулся клитора, брюнетка сильно выгнулась в спине, а Эмма почувствовала пальцы зарывающиеся в ее белокурые волосы.
Это было незабываемо. То, что Миллс чувствовала, когда Эмма прикасалась к ней своим горячим язычком, одной рукой зарывшись в волосы, а второй с силой сжимала покрывало. Стоны становились громче. А от каждого прикосновения Реджина задыхалась, а сердце останавливалось.
Как только язычок коснулся горячей влажной плоти, у Эммы отшибло последние мозги. Запах и вкус любимой, понимание, что от каждого дальнейшего действия она извивается и полностью находится в твоих руках – непередаваемые ощущения, уносящие далеко и полностью отбирающие последний рассудок. Эмма с жадностью продолжала свои ласки, уже совершенно не обращая никакого внимания на боль, просто наслаждалась моментом. Проникая как можно глубже языком в самую суть брюнетки, она продолжала массировать грудь, не останавливаясь от самого главного. Слыша протяженные стоны, чувствуя руку, сжимающую ее волосы, Эмма не стала больше медлить и, отстраняясь от горячей плоти губами, заменила их пальцами, сразу задавая быстрый, рваный темп.
Миллс выгнулась и вновь упала на кровать. Она подтянула к себе Свон, даря страстный поцелуй уже истерзанными губами. Эмма полностью лежала на Реджине, придавливая ее своим весом, быстро двигала пальцами у нее внутри. Тело брюнетки было покрыто испариной, она находилась на вершине блаженства, сжимая с силой в руках покрывало.
Движения резкие сменялись медленными и дразнящими. Но слыша легкие стоны разочарования, Эмма вновь заменяла их на более быстрые, резкие, не дающие покоя и уносящие далеко уже не в этот суетливый мир, а в мир наслаждения и небывалого удовольствия.