Бельканто на крови
Шрифт:
Такой достойный и талантливый юноша никогда не будет одинок.
Эрик знал, что скоро покинет Калин. Меншиков сказал, что никаких мирных договоров со Стромбергом подписывать не намерен: война между Россией и Швецией далека от завершения. Единственное, что он обещал, — не брать пленных. Шведы должны открыть ворота и пешим строем проследовать в гавань. Там под прицелом русских орудий они погрузятся на корабли и отплывут в Стокгольм.
А если кто-то захочет остаться в Калине с сохранением титула и собственности, тот будет обязан принести присягу: публично встать на колени и поклясться в верности
Юхан и дряхлый Ганс отказались покидать хозяина. Смерть от голода им больше не грозила, а гаубиц губернатора они не боялись: не верили, что каменные ядрышки пробьют толстые стены. Эрик их не гнал. В Швецию он их брать не собирался, потому что не знал, куда занесёт его судьба, а пока что — получал удовольствие от общения со старыми друзьями. Они сидели на кухне, сотрясаемой взрывами, допивали генеральское вино и наблюдали, как по стенам струилась каменная пыль.
— А вот ещё был случай! — Ганс разволновался от воспоминаний. — Как-то весной ваш отец отправился треску ловить, а ваша матушка с ним напросилась. Ну и вас решили взять, а заодно меня, чтоб я за вами присматривал. Вы маленький очень озорной были. И когда барон вываживал здоровенную рыбину, вы наклонились и булькнули за борт. Да так быстро, что я не заметил! Баронесса закричала, а ваш отец прыгнул следом за вами: я и раздеться не успел. Он вас поймал, но вы уже нахлебались воды и сильно кашляли. Ох! Баронесса плачет, у меня руки трясутся, а рыбина запуталась в шнуре и бьёт хвостом! Страху натерпелись!
— А я помню, Ганс! Рыбу не помню, а как наглотался солёной воды — помню. Холодно было!
— Точно, Эрик! Я потом грел вас, а ваша матушка обнимала барона: он дрожал весь. Апрель был, только лёд сошёл.
Эрик улыбнулся. Он вспомнил и вкус моря, и качку, от которой кружилась голова, и молодых родителей, слившихся в объятии на носу лодки.
А ещё он вспомнил рассказ графа Стромберга…
— Ганс, ты хорошо знал мою мать. Лучше, чем я. И отца знал.
— Конечно. Я и деда вашего знал, и даже прадеда застал немного. Я всю жизнь прожил у Линдхольмов.
— Мои родители, — спросил Эрик, — они любили друг друга?
— О да, очень любили! Барон увидел вашу маму ещё ребёнком и потерял покой. Ему пришлось три года ждать, пока ей исполнится пятнадцать. Потом они поженились, и через год родились вы. Они были очень счастливы. Какое горе, что баронесса умерла так безвременно! Вы были совсем крошкой.
— А почему отец не женился второй раз?
Ганс подозрительно посмотрел на хозяина и замолчал. Эрик подлил ему в кружку вина:
— Отвечай честно, Ганс. Я всё знаю.
— Знаете? Откуда? Барон скрывал это от всех.
— Я знаю о его запретной любви.
Очередной взрыв потряс стены. Они инстинктивно пригнулись и зажали уши руками.
— Чтоб тебя самого разорвало! — погрозил Ганс в сторону надвратной башни и вернулся к разговору: — Вот поэтому он и не женился! Запретная любовь, попирающая законы морали. Но как честный человек он всё равно хотел жениться, особенно после того, как у них дочь родилась…
— У
— Ну да, девочка. Хорошенькая. Но её мать не ушла от мужа, как барон ни уговаривал. Она была набожной женщиной и не признавала развод.
— Погоди! У отца была любовница и внебрачная дочь?!
— Ну да. Они встречались больше десяти лет, пока барон не скончался, да покоится в мире его душа!
— Но разве… Граф Стромберг сказал, что они с моим отцом… — Эрик задумался и замолчал.
— А что граф Стромберг? Они с бароном дружили. И про ту женщину граф знал, ваш отец полностью ему доверял.
— А между отцом и графом что-то было? Ну ты понимаешь, про что я.
— Господи, помилуй! Покойный барон был большим ценителем женщин! Вы не в него уродились, хотя тоже… простите меня, знатный гуляка!
— Спасибо, Ганс! Не знаешь, где сейчас эта девочка, моя единокровная сестра?
Раздался ещё один мощный взрыв. Ядро попало в ту стену, которая накануне разрушилась и завалила вход в кладовые. Неужели они били прицельно в одну и ту же точку?
— Почему же не знаю? Она сейчас замужем за бургомистром. Её зовут фрау Карлсон.
Пыль осела, и они увидели зияющий пролом в погреб, где стояли бочонки с салом. Эрик рассмеялся так легко и радостно, что Ганс и Юхан переглянулись и рассмеялись вслед за ним.
69
Он безумно скучал. Его постель пропахла Маттео, и он долго не мог заснуть, а когда засыпал, приходили тревожные сны. Он не знал, скрипел ли по ночам зубами, но догадки Маттео были ближе к истине, чем ему хотелось признать. То, что сделал с ним Стромберг, подорвало его веру в себя. Неслыханное запредельное унижение растоптало его гордость и мужское достоинство. Иногда он думал, что следовало с оружием в руках встать на защиту Маттео: лучше погибнуть в неравной схватке, чем позорно подставиться пажу! Но тогда Маттео бы казнили. И если для себя барон допускал вариант смерти ради сохранения достоинства, то для Маттео — нет.
Маттео должен жить.
Эрик крутился с боку на бок в караулке, наблюдая, как небо в западном окошке постепенно светлело. Каждое утро он приходил к выводу, что поступил правильно, но по ночам его грызли стыд, горечь и глухая тоска о чём-то безвозвратно утерянном.
— Хозяин, вы не спите?
— Юхан, тебе чего?
— Там ваша шлюха пришла.
— У меня нет шлюх.
— Сюзанна, которая живёт у Южных ворот.
Эрик удивлённо приподнялся:
— А этой что понадобилось?
Он быстро оделся и спустился на кухню. Высунулся в окно и увидел кудрявую головку.
— Сюзанна, я тебя не звал.
— У-у-у, — заревела она, — фрау Гюнтер не открывает двери. Я бою-у-усь. Я продала ей спорынью. Вдруг она умерла?
— Фрау Гюнтер для меня не существует. И я даже знать не хочу, что такое спорынья, о которой ты мне толкуешь.
— А-а-а! Заделали ей ребёночка, а теперь знать не хотите!
— Кто? Я заделал?!
— А то кто же? Только вы к ней и ходили, это все знают. А потом бросили ради евнуха, а она, бедняжка, уже брюхатая была. Думаете, зачем ей спорынья? Чтоб ребёночка выкинуть!