Белларион
Шрифт:
— Персей, спасающий Андромеду из пасти дракона note 68 ! Идеальный герой, спешащий на помощь попавшей в беду красавице. Бедный странствующий рыцарь!
— Откуда в вас такая желчь, синьора? — изумился Белларион.
— Желчь? У меня? Я всего лишь иронизирую, мессер.
— Да, но мне показалось, что ваша ирония граничит со слезами.
— По поводу твоего увлечения Валерией Монферратской?
— Моего… — ахнул он, но поспешил взять себя в руки и в следующий момент громко расхохотался.
Note68
»Персей,
— Ты подозрительно быстро развеселился, Белларион!
— Я не смог сдержаться, увидев комическую картину, нарисованную вами, синьора: безродный Белларион влюбился в принцессу. Разве вы замечали во мне признаки безумия?
Она подумала, что он пытается выглядеть слишком естественным, чтобы его словам можно было поверить; она искоса взглянула на него из-под длинных ресниц.
— Если не любовь заставляет тебя сейчас мечтать, то что же тогда?
— Могу заверить вас, — несколько сурово ответил он, — что если это и любовь, то только к самому себе. Что я знаю о любви? Для чего мне любовь?
— В тебе сейчас говорит монах, которого чуть было не сделали из тебя! Я готова поклясться, что ты внутренне содрогаешься, произнося это слово — «любовь». В монастыре тебя, наверное, учили остерегаться любви.
— Увы, там вообще ничего не говорилось о ней. Но моя интуиция велит мне не строить иллюзий, чтобы не выглядеть посмешищем. Я всего лишь безродный Белларион, появившийся на свет в лачуге, выросший в конуре и воспитанный только лишь из жалости.
— О, какая скромность. Поистине смирение, достойное святого. Я пыль, в ложном самоуничижении восклицаем мы, но наша непомерная гордость в то же самое время нашептывает нам совсем иное: и вот кем я стал, вот какое чудесное дерево выросло на такой простой почве. Взгляни на себя повнимательнее, Белларион.
— Этим, синьора, я постоянно пытаюсь заниматься.
— Вероятно, ты делаешь это не совсем искренне.
— Разве искренность заключается в том, чтобы заниматься самовосхвалением?
— Ну, что ты, зачем? Разве сам Фачино успел достичь большего в твои годы? А ведь он тоже рос в нищете, и у него не было ни твоей внешности, ни учености, ни умения держаться.
— Синьора, вы хотите развить во мне тщеславие.
— Для твоего образования это ничуть не помешало бы. Вспомни Оттоне Буонтерцо, бывшего собрата Фачино по оружию. Как и ты, он родился в конуре. Но он не сводил взора со своей звезды. Мужчины становятся теми, кем мечтают стать. Так что выше голову, Белларион.
— И разбей себе нос, споткнувшись о первое же препятствие, которое попадется тебе на пути.
— Ты думаешь, это часто случается? Оттоне — тиран note 69 Пармы и суверенный государь. Фачино добился бы того же, но у него не хватило духу. Впрочем, в других вещах ему не занимать смелости. Например, он женился на мне, единственной дочери графа Тенды, а ведь мое положение было ничуть не ниже, чем у твоей монферратской принцессы. Но, возможно, она затмевает меня своими достоинствами. Вероятно, она более красива, — как по-твоему, Белларион?
Note69
Тиран — в средневековой Италии так называли правителя города, захватившего власть насильственным путем, без какого-либо законного права на нее
— Синьора, — медленно, с оттенком торжественности ответил тот, — я никогда не встречал женщины красивее вас.
Графине показалось, что она услышала в его словах иной, более глубокий смысл, и манера, с которой они были произнесены, как будто подтверждала ее догадки. Она залилась краской смущения, вновь спрятала свой взор под длинными ресницами и еле заметно улыбнулась. Затем протянула руку, и на мгновение ее пальцы коснулись запястья Беллариона, ехавшего рядом с ней.
— Это правда? — проговорила она.
— Правда, — просто ответил он, слегка озадаченный ее реакцией.
Она вздохнула и опять улыбнулась.
— Я рада, очень рада, что ты так думаешь обо мне. Я всегда хотела этого, Белларион, но боялась, что твоя монферратская принцесса может… может оказаться помехой.
— Не понимаю, о какой помехе вы говорите. Всем, чем я обладаю, я обязан синьору графу. С моей стороны граничило бы с черной неблагодарностью быть кем-то иным, чем вашим покорным слугой — вашим, синьора, и самого графа.
Она вновь взглянула на него, и на этот раз по ее лицу разлилась странная бледность, а в глазах, всего лишь секунду назад столь ласковых и зовущих, появился стальной блеск.
— О, так, значит, ты говоришь о благодарности.
— А о чем же еще?
— В самом деле, о чем? Благодарность — величайшая из добродетелей. И разве ты не обладаешь всем набором добродетелей, Белларион?
Ему показалось, что она смеется над ним. Они въехали под сень раскидистых деревьев близлежащего перелеска, защитившего их от порывов северного ветра, но, чтобы смягчить возникший между ними холодок, требовалось нечто совсем иное.
Глава IV. ПРЕДВОДИТЕЛЬ
В ту осень 1407 года Фачино Кане впервые за последние десять лет позволил себе ненадолго удалиться от исполнения хлопотных обязанностей наместника и посвятил весь свой досуг образованию Беллариона. Фачино был одной из тех деятельных натур, которые просто не способны найти удовлетворение в ничегонеделании, но здесь, в Аббиатеграссо, он откровенно наслаждался тишиной и покоем и не раз говаривал, что никогда не чувствовал себя счастливее, чем этой осенью.
— Чем плоха такая жизнь? — как-то раз заметил он, совершая вместе с Белларионом вечернюю прогулку в парке, где паслись благородные олени.
— А что в ней хорошего? — возразил Белларион. — Человек создан совсем для другого. Я постепенно начинаю приходить к мысли, что монастырское умиротворение сродни скуке пастбища для скота.
— Ты быстро учишься, — улыбнулся Фачино.
— Мне просто есть с чем сравнивать, — ответил Белларион. — Вам нравится отдыхать здесь, как уставшему человеку приятно лечь в кровать после трудного дня. Но вряд ли кому захочется проспать всю свою жизнь.