Белочка во сне и наяву
Шрифт:
– Ты ни при чем, – начала утешать управляющую Нина Феликсовна. – Мы все проморгали. И я, и Вадик. Анюта нас перехитрила.
– Если Кузнецова влюбилась в парня, который работает в торговом центре, его можно найти, – вставила свое слово я.
– Как? – повернулся ко мне Михаил.
– Надо спросить у местного смотрителя за порядком, кто такой Малик, – ответила я, – думаю, он подскажет.
– Никогда, – возразил Зуев. – Члены диаспоры друг друга не сдают, так что на это не стоит рассчитывать.
– Вадик прав, – подхватил Миша. – У нас в институте есть парень из Средней Азии, и я давно заметил: что бы ни случилось, они любые проблемы внутри землячества решают.
Лариса зарыдала.
– Плохо объяснила наивной девчонке, что ее ждет! Всего один
Михаил привычно вздернул подбородок, и я удивилась. Куда подевалось большое родимое пятно с неровными краями? Вроде оно было у парня слева под нижней челюстью. Сейчас кожа совершенно чистая. Наверное, у него не было никаких отметин, он просто чем-то испачкался, а я приняла грязь за родинку.
Михаил обнял мать.
– Успокойся, мама, она сама виновата. Между прочим, не маленькая неопытная девочка, на зоне сидела.
– Не трогай меня! – взвизгнула Малкина. – Прав был…
Не договорив фразы, управляющая вскочила и выбежала вон. Молодой человек растерянно посмотрел на нас.
– Мама слишком близко принимает к сердцу чужие проблемы. А зачем вам искать любовника Анюты? Хотите наказать его? Но ведь не он ей аборт делал. И Кузнецова вполне взрослая, имела право спать с кем хочет. Какие претензии можно тому чучмеку предъявить? Встретились двое, завели отношения, потом их разорвали. Ну и что?
Нина Феликсовна остановилась на пороге.
– Ты прав. Малику нам нечего предъявить, а Анюте уже не помочь. Но посмотри на ситуацию с другой стороны. Наш фонд! Мы делаем благое дело, помогаем отверженным членам общества, кому мало кто готов подставить плечо. Люди настроены по отношению к бывшим зэкам агрессивно. Когда мы только затеяли ремонт в этих квартирах, сюда начали ходить жильцы, что живут снизу и сверху, жаловались на шум. Мы спокойно объясняли: работы ведутся исключительно в разрешенное время, в праздничные, выходные дни стоит тишина, по вечерам тоже. Но соседи злились, говорили о маленьких детях, которым после обеда невозможно заснуть. Мы пошли им навстречу, перестали долбить стены с четырнадцати до шестнадцати, и вроде конфликт утих. А через неделю появились другие скандалисты. Выяснилось, что у них бабушка любит прилечь с семнадцати до девятнадцати. Вот тогда у нас лопнуло терпение, и мы отменили «тихий час». Тут и началось! Приехала полиция, потребовала разрешение от БТИ на переделку помещений. А у нас все бумаги на руках, целая папка документов с грифом «Фонд «Жизнь заново». Кто-то из отделения, подозреваю участковый, рассказал жильцам, что на пятом этаже поселятся бывшие зэки. Трудно передать, что мы вытерпели от обитателей дома. На нас ополчились все. Сюда приезжали журналисты и писали потом жуткие статьи, меня обзывали последними словами, прокалывали шины у автомобиля, один раз подожгли дверь. Я сама пошла к начальнику отделения и жестко с ним побеседовала. Он сначала нес чушь, а потом прямо сказал: «Мне такой контингент на участке не нужен!»
Нина Феликсовна прислонилась спиной к косяку.
– Сейчас, когда фонд существует не первый год, страсти вроде поутихли, война из горячей стадии перешла в холодную. Мы построили во дворе детскую площадку и помогаем кое-кому из жильцов, патронируем двух одиноких бабушек – убираем им квартиры, приносим продукты, возим их к врачам. Но и полицейские, и жители следят за нами неусыпно. Любая неприятность, которая происходит в доме Доброй Надежды, это повод поднять кампанию в прессе и добиться, чтобы нас отсюда выселили. Четыре года назад одна из подопечных, Галя Майорова, полезла менять лампочку в люстре, встала не на стремянку, а на табуретку, та пошатнулась, женщина упала и сломала ногу. Естественно, управляющая, тогда еще не Лариса, а Валя, вызвала «Скорую». Не успели Майорову увезти в больницу, как к нам прибыл патруль. Добрые люди сообщили, что в квартире произошла драка с поножовщиной, бывшие зэки перепились, подрались, поубивали друг друга…
Нина Феликсовна закашлялась.
– Мама, пожалуйста, не нервничай, – попросил Вадим, – все уладится.
Зуева
– Я хочу объяснить и Лампе, и Михаилу, и вообще всем свою позицию. Анюту не вернуть. Я не уверена, что кончина бывшей уголовницы сильно обеспокоит полицейских и они, засучив рукава, бросятся искать врача, который из корысти фактически убил молодую женщину. Но в том, что смерть бедняжки будет использована, чтобы опорочить фонд, не сомневаюсь. Придумают, будто у нас тут публичный дом, подпольный абортарий… Поэтому я очень хочу найти этого Малика, а потом сообщить дознавателям: произошла личная трагедия, к работе программы по реабилитации бывших зэков она отношения не имеет, просто Анюта Кузнецова влюбилась в мерзавца, который не захотел на ней жениться, вот вам его данные, допросите негодяя. Ну прямо как сглазил нас кто! Сначала Анастасия, теперь Нюта… И зачем только Лариса подняла шум вокруг кражи кольца?
Нина Феликсовна махнула рукой и ушла.
Вадим посмотрел на меня.
– Мама очень расстроена. Фонд – дело всей ее жизни. Она постоянно ищет благотворителей, но большинству из тех, кто может внести хорошие деньги, хочется пиара, шума в прессе. Никто не любит тихо выписать солидную сумму и анонимно отдать ее нуждающимся. Нет, устраивают светское мероприятие, ну, допустим, вечер «Помогаем больным детям-сиротам». Знаешь, как все организуется? Сейчас объясню.
Глава 27
Зуев начал ходить по комнате.
– Устраивается аукцион в дорогом ресторане, куда приглашаются пресса и богатые люди вперемежку с так называемыми звездами. Последние рисуют картины, расписывают глиняные фигурки, а их поделки выставляются на торги. Олигархи приобретают работы певцов-артистов-скоморохов, и в конце аукциона ведущий радостно вопит: «Мы собрали для бедных деток два миллиона рублей». Все аплодируют, журналисты в восторге – они сделали кучу фото. Потом фуршет и концерт, в котором участвуют все те же селебрити. На следующий день газеты, радио и телевидение сообщают о собранной сумме в своих публикациях-программах, называют фамилии благотворителей. Через две-три недели появляются глянцевые журналы с той же информацией, а пресс-секретари всех участников действа по каждому поводу и без оного повторяют: «Мы занимаемся благотворительностью. Вот недавно пожертвовали два миллиона для больных деток». Но на самом-то деле несчастным сиротам достались копейки, потому что из собранных денег заплатили за аренду ресторана, за фуршет, организацию аукциона, плюс гонорар ведущего и зарплата сотрудников милосердной организации, коим нет числа. Вот так-то! А мама ничего подобного не затевает, она просто добывает средства, где может. И у нас мало кто получает зарплату. Собственно говоря, одна Лариса.
– Еще она, – ткнул в меня пальцем Михаил.
– Лампа работает в нашем бюро по оформлению интерьеров на ставке секретаря, – возразил ему Зуев. – А твоя мать управляющая домом Доброй Надежды, ей платят из средств проекта «Жизнь заново».
Я удивилась. Вроде Лариса жена очень богатого бизнесмена, по какой причине она берет деньги у Нины Феликсовны? Навряд ли Зуева может платить большую сумму. До сих пор я считала, что супруга олигарха работает из милосердных побуждений.
– Хотя не знаю, останется ли она у нас, – неожиданно закончил Вадим.
– Что ты имеешь в виду? – встрепенулся Миша.
Вадим отошел к двери.
– Только пока ничего не говори матери. Моя мать еще не приняла окончательного решения, но обескуражена тем, что Лариса Евгеньевна заявила полицейским о пропаже перстня, не поставив ее в известность о своих намерениях.
– А как она должна была поступить? – вскипел Миша. – Исчезла дорогая вещь, антикварная, сразу стало понятно: спер ее кто-то из своих!
Вадим, промолчав, отвернулся.
– Вот она, ваша благодарность! – продолжал возмущаться парень. – Да если б не мамины оперативность и настойчивость, не видать бы Нине Феликсовне своего кольца – скупка могла его продать. Да ей надо сто раз спасибо сказать, а не дуть губу! Ну все, я ухожу!