Белое чудо
Шрифт:
— Не шути так, мальчик, — произнес дядя Костя и встал. — О чем ты говоришь?.. Какая фотография?..
— Обыкновенная. В военной форме. С двумя медалями. Только шрама нет, а так — вы похожи.
— Глупости все это, — сказал дядя Костя. Он снова сел в кресло и прикрыл глаза ладонью. — Это все фантазии твои. Ну, конечно! Ведь ты вечно придумываешь всякие истории. Только вот что я тебе посоветую:
— Нет, это не фантазия, это правда!
— Не надо! — прервал дядя Костя. — Не береди. Чтобы от твоего воображения людям больно не становилось. Человек я немолодой, жизнь прошла, нет у меня надежды, что встречу я когда-нибудь свою Клавдию Егоровну.
— Она сейчас сюда придет.
— Кто?
— Она.
— Ох, что же ты сделал, Витя! — с упреком сказал дядя Костя. — Не хочу я ее видеть. Боль свою ворошить. Не она это. Не может быть. И хватит. Не надо. Пойдем-ка лучше на кухню. Ведь ты из школы, есть хочешь...
Он поднялся и с трудом пошел на кухню. Витя поплелся за ним.
— Давай лучше о другом поговорим, — сказал дядя Костя, доставая из плетеной корзинки пакет с картошкой. — Приходили ко мне сегодня из детской библиотеки. Узнали откуда-то, что я занимаюсь игрушками из дерева, и попросили кружок у них организовать. Что ж, я согласился. И ходить недалеко, и с людьми общение...
Он умело начистил картошку, вымыл ее под краном, сложил в кастрюльку и поставил варить.
— Эта женщина, что приходила-то, прямо удивилась. На вот пока с сыром, — он протянул Вите бутерброд. — Прямо, говорит, у вас тут музейные вещи. Можно, говорит, я к вам ребят приведу, чтобы и они посмотрели? Отчего, говорю, нельзя, всегда пожалуйста. Материала, говорю, вот только нет. Это, говорит, ничего, материал мои ребята вам добудут...
В дверь позвонили. Дядя Костя выронил нож.
— Иди открой, — сказал он глухо. — Это за тобой. Ты сразу и иди, а я тут посижу, на кухне.
Витя пошел открывать дверь.
— Ну, слава тебе, господи, — сказала баба Клава. — Мальчик ты мой дорогой, да разве так можно? Что ото за новости за такие — к чужим людям ходить? В такую даль забрался — один, да еще к чужим... Что стряслось-то?
— Он не у чужих, Клава, — произнес тихий голос. — Он у меня...
Бабушка вздрогнула, подняла глаза на стоящего в дверях человека и сделала слабый жест рукой, как бы отмахиваясь от неожиданного видения.
— Костя, ты?.. — проговорила бабушка, и слезы брызнули из ее глаз.
— Голос... — проговорил дядя Костя. — Голос у тебя прежний остался... Я тебя по голосу узнал...
И дядя Костя тоже заплакал.
Витя тихонько прошмыгнул в комнату.
Черныш спал, свернувшись в кресле. Витя стал на колени перед креслом и уткнул лицо в теплый, пушистый бок.
— Что я наделал, Черныш! — прошептал мальчик. — Но я ведь не виноват!
Кот замурлыкал, Витя еще крепче прижался к его теплому боку.
А потом он почувствовал, что не один в комнате.
Он поднял голову.
В дверях стояли его бабушка и дедушка. Нет! В дверях стояли Клава и Костя. Да, Клава и Костя, постаревшие, но с молодыми, счастливыми глазами.
Давайте в субботний вечер зайдем в знакомый двор, сядем на скамейку перед песочницей, в которой валяются забытые формочки, ведерко с отломанной ручкой и трактор без колес. Сядем и посмотрим на вечерние окна.
Вот оранжевый абажур на пятом этаже. Зеленая лампа на третьем. И еще много-много разных окон, и все они светят по-своему, и каждое освещает что-то свое, нам неизвестное.
Не будем гадать. Лучше взглянем на то грустное окно на втором этаже. Сегодня оно веселое. Сквозь нарядные тюлевые занавески можно увидеть цветы на подоконнике, красивую лампу-торшер.
Черный кот вспрыгнул на подоконник. Мальчик кормит его чем-то с ладони. Подошли к мальчику старая женщина и мужчина, наклонились к нему. Наверно, уговаривают идти спать.
Но хватит! Похоже, что мы подглядываем. Это никуда не годится. Впрочем, мы не подглядываем, а просто фантазируем.
И все-таки — довольно! Домой, домой! И у нас над столом горит лампа, посвистывает на плите чайник, а бабушка печет наши любимые блинчики и приговаривает, что надо их скорее есть, пока горячие.
Спокойной ночи, окно на втором этаже!