«Белое дело». Генерал Корнилов
Шрифт:
На генерала Духонина свалилась тяжелая, вероятно, непосильная для него ноша. Это был военный интеллигент, высокопрофессиональный штабист, готовый добросовестно выполнять свой, как он понимал его, служебный долг, но вряд ли способный к принятию ответственных решений. В нем ничего не было от Корнилова и даже Черемисова, которые, кажется, не прочь были выйти из революционного круговорота с наполеоновскими лаврами...
Два основных соображения, по-видимому, руководили Духониным. Как военный, в сложившейся экстремальной обстановке он стремился всеми средствами сохранить и удержать все более разваливающийся фронт. Как политик, в стремительном калейдоскопе событий он, натолкнувшись на невозможность оказать быструю помощь Керенскому, склонялся к
В этом Ставке и Духонину виделась возможность парализовать обоюдное влияние фронта и тыла, дождавшись перемены политической ситуации.
Однако военное и политическое маневрирование духо-нинской Ставки могло продолжаться только до тех пор, пока Советское правительство не освободило себе рук в борьбе с Керенским—Красновым, юнкерским мятежом в столице и антисоветским мятежом в Москве. Затем настал час претворения в жизнь, может быть, главного лозунга большевистской партии и первого декрета II съезда Советов — Декрета о мире. Осуществить это помимо, в обход Ставки было невозможно. Очень многое, если не все, зависело от ее позиции.
В ночь на 8 ноября Совнарком предписал Духонину «обратиться к военным властям неприятельских армий с предложением немедленного приостановления военных действий в целях открытия мирных переговоров». По существу, целые сутки Ставка молчала. В ночь на 9 ноября В. И. Ленин, И. Сталин и Н. Крыленко потребовали Духонина к прямому проводу. Переговоры длились два с половиной часа. Когда Духонину в ультимативной форме было отдано распоряжение немедленно приступить к переговорам о перемирии, он наконец ответил прямым отказом, поскольку отрицал за Совнаркомом право представлять центральную правительственную власть. Тогда Ленин продиктовал приказ: «Именем правительства Российской республики, по поручению Совета Народных Комиссаров, мы увольняем вас от занимаемой вами должности за неповиновение предписаниям правительства... Главнокомандующим назначается прапорщик Крыленко». До прибытия Крыленко в Могилев Духонин обязан был «по законам военного времени продолжать ведение дела» 62. Сразу же после этого Совнарком обратился с воззванием ко всем комитетам, солдатам и матросам с призывом взять дело мира в свои руки. «Пусть полки, стоящие на позициях,— говорилось в воззвании,— выбирают тотчас уполномоченных для формального вступления в переговоры о перемирии с неприятелем. Совет Народных Комиссаров дает вам права на это» 63. Мог ли Духонин, воспитанный в совершенно иных традициях, понять и воспринять этот революционный, поистине беспрецедентный шаг?
Поддержанный союзными представителями в Ставке, некоторыми главнокомандующими фронтов, Общеармейским комитетом в Ставке, он решил не подчиняться приказу о снятии его с поста Главковерха. В обращении к солдатам он призывал их не поддаваться «обольщению» большевиками, Советом Народных Комиссаров, поскольку таковой не является «полномочным правительством», «общепризнанной законной властью». Это был первый шаг, который сделал Духонин по пути к своей гибели, первый, но еще не окончательный..,
11 ноября новый Верховный главнокомандующий Н. Крыленко с отрядом красногвардейцев и матросов численностью примерно в 50 человек прибыл на Северный фронт. В Двинске им был отдан приказ по армии и флоту, который за неподчинение отстранил от занимаемых должностей главнокомандующего Северным фронтом генерала Черемисова, и. о. комиссара фронта В. Шубина и командующего 5-й армией
Между тем 13 ноября в полосе действий 19-го корпуса Западного фронта три советских парламентера — поручик В. Шнеур, член комитета 5-й армии; военный врач
А. Сагалович и вольноопределяющийся Г. Мерен в сопровождении трубача и с развевающимся белым флагом двинулись к германским окопам. У них имелись официальные полномочия наркома по военным делам и Главковерха на ведение переговоров об установлении перемирия на всем Восточном фронте. С замиранием сердца ожидался ответ: пойдут немцы на переговоры или нет? Казалось, время остановилось...
Парламентеры вернулись примерно через сутки: немцы соглашались на переговоры, предлагая начать их 19 ноября в Ставке своего верховного командования — Брест-Литовске. Главковерх Крыленко тут же издал приказ о прекращении огня. Разрешались только ответные боевые действия. «Всякого, кто будет скрывать или противодействовать распространению этого приказа,— оповещал Крыленко,— предаю революционному суду местных полковых комитетов вне обычных формальностей». Жесткость приказа была понятной: слишком высокая цена была заплачена за возможность долгожданного мира и слишком много зависело от его достижения.
17 ноября революционные войска под командованием Крыленко двинулись к Могилеву. В составе их находились сводный отряд балтийцев под командованием мичмана С. Павлова, часть Литовского полка под командованием В. Сахарова и разведывательный отряд во главе с С. Кудинским. Концентрация столь крупных сил не была лишь результатом перестраховки. В Ставке имелись воинские части, которые вполне могли организовать ее оборону. Прежде всего это были несколько ударных батальонов численностью примерно до 2,5 тыс. Командовавшие ими подполковник В. Манакин и полковник
В. Бахтин заявляли, что «готовы защищать Ставку до последней капли крови». Однако подобные воинственные настроения не находили общей поддержки. Сам Духонин был в смятенном состоянии. Уже известный нам член Чрезвычайной следственной комиссии по делу Корнилова, побывавший в эти дни в Ставке, полковник II.г Украинцев в своих воспоминаниях нарисовал довольно яркую сценку. В кабинете у Духонина он застал командира Польского корпуса генерала И. Довбор-Мусницкцш, который убеждал его ни в коем случае не сдавать Став-ки, ибо его долг сохранить и отстоять «идею» при любых обстоятельствах и в любом месте, хотя бы «в чистом иоле». Высоким, взволнованным голосом, непрерывно двигаясь по кабинету, Духонин отвечал, что «это все теория», а на практике из всего этого «выйдет ерунда».
В конце концов в ночь с 18 на 19 ноября на совещании решено было эвакуировать Ставку в Киев: таков был совет «заключенного» в Быхове генерала Луком-ского, поддерживавшего тесную связь с Духониным. По некоторым данным, переговоры об этом велись и с военным министром Центральной украинской рады С. Петлюрой. Ранним утром 19-го уже началась погрузка документов, по почти сразу же она была остановлена. Примерно в то же время, когда в Ставке шло совещание, принявшее решение об отъезде в Киев, бурное заседание происходило и в Могилевском Совете. Обсуждался вопрос о признании Советской власти. Большевистская фракция, поддержанная левыми эсерами, постановила создать из представителей партий, разделяющих платформу Октябрьской революции, Военно-революционный комитет и передать ему всю власть в городе. После острых прений исполком Совета утвердил это постановление. Наутро 19 ноября ВРК объявил себя высшей властью в Могилеве, установил контроль над Ставкой и постановил подвергнуть Духонина, «комиссарверха» В. Станкевича и заместителя Главковерха по гражданской части В. Вырубова домашнему аресту. Это и сорвало уже начавшуюся эвакуацию Ставки в Киев. Солдаты Георгиевского батальона остановили погрузку.