Белое на голубом
Шрифт:
– Виват! Виват царице!
– стоило только ей выехать верхом на прогулку, радуя глаз красотой, золотом волос и юношеским задором.
Ириада своего мнения о царице не высказывала, но, похоже, и ее покорила живость характера молодой женщины. А Евтихия только непонятно улыбалась на все опасения, которыми Алексиор с ней делился, и старалась его отвлечь. Он не мог не признать, что это ей всегда с успехом удавалось.
Однако размышления пришлось прервать, и, поскольку царь выглядел вполне счастливым, Алексиор посчитал, раз царь счастлив, то его
Вот чего Онхельма никак не ожидала, так это того, что улыбка мальчишки выбьет ее из равновесия. Она уставилась на него с открытым ртом, потрясенная его красотой и внутренним светом. Вильмор взглянул на брата, взглянул на нее и рассмеялся:
– Ты так редко улыбаешься в последнее время сынок, что у Онхельмы от удивления пропал дар речи.
Это помогло. Помогло ей зять себя в руки, она тряхнула головой, стараясь избавиться от наваждения, и проговорила:
– Надеюсь, теперь Алексиор будет у нас частым гостем?
– смотрела она при этом на мужа.
Потому что посмотреть в лицо молодому мужчине, одна улыбка которого способна была лишить ее самообладания, Онхельма сейчас не могла. Не сейчас, сейчас потрясение было слишком велико.
– Конечно, дорогая, ведь так?
– Вильмор повернулся к брату.
Тому ничего не оставалось, как выразить признательность и уверить хозяйку, что отныне он будет у них частым гостем.
– Влип, - думал при этом Алексиор.
Онхельма немного неуверенно улыбнулась обоим и стала очень сосредоточенно угощать мужчин сладким, глядя при этом только в тарелки. А в голове судорожно крутились мысли. Неужели это она не смеет поднять на мальчишку глаз? Женщина, про которую можно было сказать когда-то, что она поедает мужчин на ужин? Вильмор приобнял ее, спросив:
– Ты устала, дорогая?
Тут она поняла, что прикрыться усталостью будет лучшим выходом из положения, и, вскинув на супруга глаза, прошептала с застенчивой улыбкой:
– Чуть-чуть, в лаборатории было много интересного. Столько впечатлений...
Алексиор немедленно воспользовался представившимся моментом и поспешил откланяться.
Супруги остались вдвоем.
– Девочка моя, ты в порядке?
Вильмор выглядел всерьез взволнованным, в глазах была неподдельная забота и нежность, Онхельма смягчилась и даже устыдилась. У нее вдруг мелькнула мысль, что муж не так уж плох, а вся эта ее затея в корне неправильная, что лучше будет... Неожиданно для себя она произнесла:
– Вильмор, давай заведем ребенка.
– Что?
– тот воззрился на нее, словно не понял, потом покачал головой, - Нет, милая, зачем? Наследник у меня есть.
– Вильмор, неужели тебе не хочется своего ребенка?
– Онхельма была поражена, но еще держалась.
– Ты знаешь, нет. Я уже стар, да и моя Мелисандра...
Всё! Дальше Онхельма уже ничего не
А царь так и не понял, что практически подписал себе смертный приговор. Удивительно, как многомудрые мужи, успешно управляющие государствами, бывают слепы в элементарных вопросах.
– Пойдем спать, - устало прервала Онхельма царевы рассуждения.
– Что ж, как скажешь, милая.
– Я бы хотела сегодня побыть одна.
Конечно, он бы предпочел заняться любовью, но раз так... Вильмор еще немного потоптался, он был слегка расстроен и удивлен поведением молодой жены, но списал это на женские прихоти и недомогания, и пошел спать к себе.
Онхельма же, оставшись одна, вспоминала царевича Алексиора. Муж для нее был теперь все равно что мертв. Просто вопрос времени. А юноша вызывал доселе неиспытанные чувства, она даже себе не могла бы объяснить: ей и хотелось его безумно, и было страшно приблизиться. Онхельма решила действовать крайне осторожно, чтобы не выдать себя раньше времени и не спугнуть парня. Она будет приручать его потихоньку, пока он не влюбится в нее и не потеряет голову. Только сейчас царица поняла, что впервые влюбилась по-настоящему.
Глава 8.
Вильмор много думал ночью, все-таки понял, что Онхельма обиделась. И пришел к выводу, что был неправ. Утром, еще до завтрака явился к жене. Та уже встала, но еще не оделась, сидела у зеркала в пеньюаре, при виде мужа она особой радости не испытала. Но, тем не менее, встретила приветливо. Зачем заранее оповещать жертву о своих намерениях? Испугается, начнет метаться. Зачем? Если, конечно, это не входит в комплект удовольствия.
Царь помялся, стараясь не смотреть ей в глаза, потом начал:
– Онхельма...
Ей захотелось подкатить глаза и запустить в него щеткой.
– Да, милый.
– Вчера... ээээ... Когда ты говорила о ребенке...
Онхельма скрипнула зубами.
– Да.
– Так вот... Я... Знаешь, прости, я не подумал... Вернее, думал только о себе. И совсем забыл, что ты молодая женщина... И тебе хочется иметь детей...
Тут она повернулась к нему лицом.
– И?
– Ну, я подумал, раз ты хочешь... То мы можем попытаться... Если хочешь...
– То есть, ты пожалел меня и готов помочь? Да, дорогой?
– Ну...
Как она удержалась, чтобы не бросить в него тем смертельным плетением, которое автоматически возникло на ее руке, когда этот несчастный только начал мямлить что-то про ребенка. То есть, теперь он готов снизойти и подарить ей ребенка из жалости?! Онхельма не удержалась и громко расхохоталась, запрокинув голову.
– Дорогая, я рассмешил тебя?
– Да, милый, рассмешил, - она уже взяла себя в руки, - И что ты предлагаешь?