Белое на голубом
Шрифт:
– Постойте, мне нужна одежда.
– Одежда?
– тот оживился, - Значит, два дня работаешь без денег. Один за еду, другой за одежду!
– Вы просто...! Хорошо.
– Отлично, молодой человек. Мы с тобой поладим, - он уже выходил из камеры, но обернулся и сказал, - Одежду тебе сейчас принесут и покажут, что надо убирать. Кстати, жить можешь здесь, в камере. Она все равно пустует. Цени мое благородство!
И вышел. Парень еле сдержался, чтобы не запустить в дверь миской.
Упырь! Жить можешь
Но все-таки он был доволен. Пусть падать теперь ниже некуда, зато будет, откуда подниматься. И потом, как человек, смотритель Алексиору понравился.
Глава 25.
После дня казни, который государыня Охнельма провела, словно в каком-то угаре, она проспала всю ночь и следующие сутки. Проснулась со странным ощущением пустоты в голове. Долго лежала с закрытыми глазами, прислушиваясь к себе. Тело было в порядке, но все равно, как-то не так ощущалось. Царица никак не могла вспомнить, что делала вчера, беспокоило чувство, чего-то несделанного. А чего?
Так и не вспомнив, Онхельма решила встать. И кстати, где Вильмор? Куда он подевался! Пытаясь сообразить, почему она одна, царица дернула шнурок сонетки, вызывая прислугу. Вошла камеристка, вид какой-то затравленный, глаза на мокром месте. Государыня даже прониклась сочувствием, однако решила разобраться с прислугой после.
– А где государь Вильмор? Он куда-то вышел?
– Ах! Ваше Величество...
– служанка тихо вскрикнула, вскинула на нее взгляд полный слез и спросила, - Ваше Величество, Вы ничего не помните...?
– Нет, - не совсем уверенно сказала Онхельма, - Ничего. А что я должна помнить? И где государь?
Ее стало раздражать это блеяние.
Служанка, видя, что терпению царицы приходит конец, поведала ей все, что знала сама. По мере того, как девица рассказывала, в памяти Онхельмы восстанавливались события. Но так, словно она видела себя со стороны. Когда камеристка закончила, царица отослала ее жестом. Потому что говорить она не могла!
Оставшись одна, Онхельма еще долго сидела в постели, не в состоянии уложить все в голове. Не верилось, что это все ее рук дело, будто кто-то другой...
Кто-то другой прошелся по ее жизни.
Умер ее ребенок. Безумно жаль, хоть она его уже и не хотела, теперь он почему-то стал ей дорог.
Муж при смерти. Жалко стало мужа, не хотела она ему смерти, оказалось, что он все же был ей дорог.
Алексиор... С ним вообще не понятно... Исчез, люди считают, что сорвался со скалы и разбился, при попытке к бегству. Жаль, он был ей так нужен.
Мальчишек этих казненных жалко... Молодые же... Господи... Она сама их пытала... Девчонку эту слепую убила...
Господи... Вильмор...
Как это все произошло... Как...
Чувствовала себя царица ужасно.
А потому,
Озиралась осторожно, словно не в своих покоях была, а в лесу, полном чудовищ. Ей было неуютно и страшно смотреть в глазах людям, потому что понимала - единственное чудовище здесь она сама. Однако придворные, которые встречались царице по пути, подобострастно опускали глаза и старались держаться ближе к стенам, когда она проходила мимо.
Перед комнатой, где лежал Вильмор, стояла стража. При появлении государыни стража расступилась, пропустив ее внутрь. У постели царя был его личный лекарь, а рядом с изголовьем сидел слуга, дежуривший при больном государе. Царица нахмурилась, эта большая кровать смотрелась в гостиной совершенно неуместно. Вообще все было нелепо и неуместно...
– Как он?
– Онхельма внутренне сжалась, увидев бледное, словно восковое лицо мужа.
– Ваше Величество, - лекарь поклонился, приветствуя царицу.
Онхельма отметила его хмурое лицо и насупленные брови. Старый семейный лекарь царской семьи был расстроен и подавлен. На вопрос ее ответил со вздохом:
– Государь не приходит в сознание.
– Может, попробовать другое лечение?
Лицо лекаря слегка исказилось, но он поклонился и проговорил:
– Я попробую, Ваше Величество.
Однако в наклоне головы, в выражении лица его проскользнула безнадежность.
– Перигорс, умоляю, скажите, как он?
– в голосе Онхельмы прорывалось беспокойство, которое она испытывала.
Тот взглянул на царицу из-под бровей и сказал:
– Плох. У государя был разрыв сердца.
Онхельма прикусила кулак. А ведь она знала об этом, но осознала только сейчас. Лекарь поднял руку, давая знак, что не закончил:
– Но теперь состояние стабильное. Хотя, как говорится, ни туда, ни сюда... В его возрасте он должен был бы уже умереть. А раз не умер... Ухудшений нет, но и улучшений тоже нет. Дыхание слабое, но ровное. Сердцебиение тоже. Похоже, государь спит. Может быть, сном излечится. Правда, я не могу сказать, сколько этот сон продлится. И проснется ли он...
– Хорошо. Оставьте меня с ним.
Слуга и лекарь поклонились и вышли. Царица осталась с мужем одна. Она подошла к огромной постели, на которой вытянувшись лежал Вильмор, провела рукой по простыне. Коснулась сердца мужчины и влила в него свою силу. Теперь он точно не умрет. Потом села в изголовье и закрыла лицо руками. И сидела так долго, погруженная в свои мысли.
Как же хрупок мир человеческий. Как легко его разрушить. Как легко разрушить чье-то счастье, чью-то человеческую жизнь.