Белое Рождество. Книга 1
Шрифт:
И только когда старший сержант заканчивал работу, Льюис вспомнил о шумной девице, которая поставила под сомнение лояльность деревни по отношению к правительству Южного Вьетнама.
– А что, у сестрицы жены вьетконговца действительно непорядок с мозгами? – спросил он тоном праздного интереса, хотя сам ни на минуту не допускал такой мысли.
Дэксбери вскинул на него усталые покрасневшие глаза.
– Как ее зовут? – осведомился он, подтягивая к себе стопку бумаг.
– Там. Нгуен Вань Там.
Дэксбери просмотрел список пациентов и покачал головой:
– Она у меня не значится, а среди тех женщин, за которыми я собираюсь присматривать впредь, лишь старухи и тяжелобольные. Она ведь не больна?
Льюис припомнил, с какой энергией и яростью девушка вырывалась из рук толпы.
– Вряд ли, – ответил он и нахмурился, чувствуя, как в душе поднимается тревога. Не ошибся ли он, постаравшись побыстрее замять скандал? Не поспешил ли, подумав, что девушка не знает, где искать сестру и ее мужа? Мысль о том, что в деревне могут найтись и другие женщины, связанные с бойцами Вьетконга, которые только ждут возможности ускользнуть в джунгли, чтобы передать противнику сведения, не внушала ему особой радости. Продолжая хмуриться, он торопливо вышел из импровизированного госпиталя и отправился на поиски старосты.
Старик поспешил успокоить его, лучась улыбкой:
– Этот девчонка не покидал деревню. Разве могла она сбежать, если ни она и никто другой не знает, где лагеря Вьетконга?
– Если она в деревне, почему не явилась на медосмотр? – осведомился Льюис.
– Потому что она еще не отбыла наказание.
– Покажи мне ее, – потребовал Льюис. Он уже не верил ни одному услышанному слову.
Староста покорно кивнул и повел его по единственной улице деревни к бамбуковым хижинам, задние стены которых были обращены к каналу.
– Этот девчонка, он здесь, дай ю, – с напыщенной гордостью произнес он, указывая на темный дверной проем. – Отец наказывает ее очень, очень хорошо.
Льюис пригнулся, чтобы войти в хижину, и в тот же миг ему в нос ударила вонь застарелого пота и рвоты. При его появлении сидевшая у двери женщина средних лет вскочила на ноги и разразилась испуганными воплями.
Женщина выскочила на улицу, и Льюис услышал, как староста говорит ей:
– Все в порядке. Дай ю хочет посмотреть, как наказывают твою сумасшедшую дочь.
Полуобнаженная девушка лежала на полу. Ее запястья были связаны бамбуковыми побегами и приторочены к вбитому в землю колу. Однако больше всего Льюиса ужаснули не связанные руки, а кровавые рубцы, сплошь покрывавшие спину и ягодицы несчастной.
– Господи! – воскликнул он и, судорожно втянув в себя воздух, бросился к ней. В девушке едва теплилась жизнь. Ее губы пересохли и потрескались. Оглядевшись, Дьюис не увидел в хижине сосуда с водой. – Ты меня слышишь? – встревожено обратился он к несчастной. – Ты можешь говорить?
Воспаленные веки дрогнули и распахнулись. Волосы девушки спутались еще больше, превратившись в колтун, пропитанный испариной и покрытый каплями крови.
– Ди ди мау, – хрипло прошептала она.
К ужасу и отвращению, которые испытывал Льюис, теперь примешивалось невольное уважение. В вольном переводе ее слова означали: «иди к черту». Это было очень грубое выражение для деревенской женщины, и уж конечно, никто из вьетнамцев не рискнул бы разговаривать так с американцем, который был не только дай ю, но и ко ван, то есть царем и богом.
– И отведу тебя к бак-си, – сказал Льюис и, сняв с пояса нож, разрезал бамбуковые путы. Бак-си по-вьетнамски означает «врач». Так в деревне называли старшего сержанта Дэксбери. Девушка вновь закрыла глаза и невнятно пробурчала слово, которое едва можно было разобрать, но Льюис не сомневался, что это очередное оскорбление.
Льюис как мог прикрыл наготу девушки грязным куском одеяла, поднял ее на руки и вынес из хижины под палящие лучи солнца.
При его появлении благодушное выражение лица старосты уступило место беспокойству.
– Что случилось, дай ю? – встревожено спросил он. – Почему ты такой злой?
– Ты знал, что с ней сделали? – осведомился Льюис, шевеля побелевшими губами. – Это ты приказал?
– Нет, нет, дай ю. – Льюис зашагал по улице к хижине, в которой Дэксбери осматривал последних пациентов, и старик торопливо засеменил рядом. – Ты сам велел. Девчонку должен наказать отец. Ты сам так сказал.
Льюис яростно выругался:
– Ради всего святого! Я не имел в виду, что ее нужно забить до смерти!
Староста чуть заметно пожал плечами. Дай ю решил, что девчонку должен вразумить отец, и не его, старосты, вина, если дай ю остался недоволен. Дай ю сам виноват. Он должен был собственноручно наказать девушку.
– Пришли ко мне ее отца! – велел Льюис, с горечью упрекая себя за неспособность предвидеть, чем все кончится. Ему были ненавистны варварские обычаи страны, в которой возможны подобные вещи; впервые с тех пор, как он ступил на эту землю, Льюис начал ненавидеть Вьетнам.
– Итак, вы ее нашли, – сказал Дэксбери, когда Льюис появился в его хижине. Пока тот бережно укладывал девушку на стол, взгляд сержанта скользил по жестоким отметинам хлыста на ее спине. – Похоже, в этих краях у отцов тяжелая рука, – сухо произнес он.
– Это точно... твою мать! – отозвался Льюис. Дэксбери посмотрел на него с интересом. Льюис Эллис относился к той редкой породе профессиональных военных, от которых нечасто услышишь непечатное слово.
Смочив концентрированной перекисью водорода тампон, Дэксбери предупредил: