Белое солнце дознавателей. Том 4
Шрифт:
— Черный. Это — черный, леди.
— Тогда вы видите знак принадлежности роду Корай? — я вытянула вперед руки — чтобы было видно артефакты на пальцах, на тонких запястьях тускло — серым блеснули тяжелые и широкие наручи Арритидесов.
— Нет, леди.
— Тогда по какому праву вы отдаете указания и решаете за леди чужого клана? Невест забирают из дома, — продолжила я тише. — В присутствии Главы рода и Наследника. Это — проявление должного уважения, или… род Корай не уважает род Блау?
— Был не прав, — седая голова склонилась, но черные глаза сверкнули
Вестник Акселю улетел сразу, как я осталась одна, с вопросом: «Знает ли он, какого демона здесь происходит?» Акс не знал. Дядя действительно считает моего брата слишком незрелым… или достаточно тупоголовым, чтобы вовлекать его в свои интриги. Или считает, что Акс разрушит всё? Брат получил требование прибыть завтра в клан родичей — проведать любимую и единственную сестру.
Фифу вывели из конюшни практически сразу — конюхи выполнили указания — всё было готово: праздничная попона с гербом Блау, сбруя, и даже шоры — все было в родовых цветах.
Небольшая заминка возникла с паланкином и сопровождением — красный и пустой он привлекал бы слишком много внимания, следуя за нами, и потому Зу распорядился отправить его позже и кружным путем, чтобы избежать лишних вопросов.
Вечер был в самом разгаре, но дневной зной ещё дрожал маревом в горячем воздухе, а белые камни мостовой обжигали жаром — тройка охранников разделилась, растянув купол тепла над всеми разом — и сразу повеяло прохладой. Я с благодарностью опустила ресницы, оценив жест — южане были гораздо терпимее к перепадам погоды, чем дети Севера.
Когда мы уезжали, я не оглядывалась — копыта Фифы бодро отстукивали дробь по мостовой, но знала, что ворота поместья ещё открыты — и взгляд Тира я чувствовала спиной — шея покрылась мурашками.
Пожалел, что отдал? Передумал?
Вторая цепочка, звенья которой уходили вниз, прячась под одеждой, была тонкой, витой и непривычно тяжелой. Перед самым выходом из комнаты, слуга передал мне маленький сверток, завернутый в простой белый платок с монограммой Тиров. «Сир Кантор просил надеть. Передано добровольно. Снять сможет только леди» — это всё, что сказал слуга. И большего мне не требовалось.
Когда я развернула белоснежный шелк — величиной почти с пол ладони, с вязью рун и древних символов, шестиконечная, точно такая, какую я видела на площади последний раз — в моих руках сияла Звезда Давида.
В поместье Кораев мы прибыли за полночь или около — южный крест уже горел в темном небе стрелой, указывающей в сторону столицы. Оазис, который клан Кораев наследовал и передавал из поколения в поколение, был одним из самым больших в Хали — баде. Если бы на Севере земли распределяли согласно численности рода, наши границы клановых земель уменьшились бы в десять раз. Или в двадцать?
В отличие от дома Тиров, где к этому времени
— Был ли легок путь, леди? — Управляющий клана, а это был именно он, судя по знаку на рукаве и ленте старшего, повязанной вокруг плеча, улыбался мне тепло и ласково. Как змея, у которой оставался холодный и оценивающий взгляд. Люди, занимающие такой пост в иерархии клана — любого клана, и способные удержаться на должности в течении многих зим, просто не могут быть простыми. Сожрут.
— Путь был легким, ветер прохладным, пески спокойными, с благословения Великого, — произнесла я традиционное приветствие, немного изменив концовку.
— С благословения Немеса, госпожа.
— Было бы странно ожидать, что Великий покинет дочь свою, — парировала я тихо. — Великий хранит детей своих и на севере, и в пустыне.
— Род Кораев, в моем лице, приветствует дочь рода Блау, — он склонился ниже, и опустил глаза. — Да будут наполнены дни и декады смехом и радостью, и да обретете вы второй дом по воле Немеса.
— Если будет угодно Великому.
— Цветы пустыни уже ждут с нетерпением, госпожа, — он сделал жест в сторону правого крыла, отдельно огороженного витой и ажурной черной решеткой, с этой стороны которой стояли двое охранников.
Внешний вход в гарем — если пройти по дорожке, потом миновать маленький парк, который разбили под куполом, пруд, с садом камней, пересечь лужайку, можно попасть на первый ярус женской половины, куда не ступала нога ни одного мужчины, кроме евнухов и господина.
— Следуйте за мной, госпожа.
Шли мы неторопливо, я — приноравливаясь к шагу вассала, а он выдерживал темп — южные леди на публике не ходят быстро. Когда мы достигли ворот — пропели колокольчики, и нежный птичий щебет наполнил воздух, трели были так радостны, что мне пришлось опустить ресницы, чтобы скрыть выражение глаз.
Клетка. Птичья клетка с ажурными решетками, белоснежными башенками и замками — артефактами на окнах. Дивный сад, разбитый среди пустыни, где рождаются, расцветают и увядают цветы пустыни — один за другим, один за другим.
Выходя на свет только по воле господина.
Кованые решетки распахнулись с негромким щелчком — наверняка все в гареме уже ждут с нетерпением — новых, особенно северных птиц, с которыми можно пощебетать, так редко ловят в силки в этих краях.
Вереница слуг с подарками, приготовленными дома — дядей и Луцием, несколько десятков больших свертков — перетекла ручейком в другое крыло — их проверят артефактами на яды и проклятия, и потом принесут мне.
Меня встретили несколько служанок, закутанных с ног до головы в легкие верхние платья. Ворота закрылись за моей спиной с отчетливым щелчком — и я вздрогнула, хоть и не хотела. — Управляющий, слуги, охранники, привычный мир — все осталось где — то там. За решеткой, укрепленной артефактами.