Белое солнце пустыни

Ибрагимбеков Рустам Ибрагимович

Саид, пустив коня шагом, медленно удалялся. Сухов долго смотрел ему вслед, понимая, что значит для него в этой ситуации такой воин, как Саид, но месть есть месть, и нет ничего важнее в жизни для кровника — эту истину Востока Сухов постиг давно.

Как бы чувствуя спиной его взгляд, Саид поспешил завернуть за угол здания и пришпорил коня.

Сухов вздохнул, холод одиночества охватил его… но переживать было некогда. Надо было обустраивать жизнь вверенных ему женщин — размещать их на ночлег, готовить обед и так далее.

Тело Савелия доплыло до Астрахани; и тут его втянуло в рукав поймы, впадающей в Каспийское море.

В море его встретили мальки осетров, удивляясь громаде человеческой, а раки и прочая морская живность стали рвать его тело на кусочки, распыляя человека по всей акватории морской.

Багор, вертящийся некогда пропеллером на льдине у Нижнего Новгорода, тоже качался на волнах Каспия, постепенно распадаясь на волокна, но потом попал в мазутное пятно, пропитался мазутом, просолился и стал гнить медленнее.

Гулко звучали удары молотка.

Сухов стоял на легком инкрустированном слоновой костью столике и прибивал фанерную вывеску над дверью помещения, в котором разместился гарем.

Ему помогала, подавая гвозди, Гюльчатай.

На вывеске неровными буквами было написано: «Первое общежитие свободных женщин Востока. Посторонним вход воспрещен».

Лебедев придерживал покачивающийся под тяжестью красноармейца столик, объясняя Сухову в паузах между ударами молотка:

— Они же взяли самые ценные экспонаты!

— Какие еще экспонаты? Я же сказал барышням брать ковры похуже.

— Вот именно!.. Похуже — это же одиннадцатый век! Чем старее ковер, тем ценнее!

Сухов спрыгнул со столика, приземлившись мягко и бесшумно.

— Сейчас посмотрим, что они там взяли, — проворчал он.

Мимо прошел Петруха с большим медным кувшином в руках. К нему присоединилась закутанная в чадру Гюльчатай, чтобы помочь теперь и парню.

— Они вас за хозяина принимают, — хихикнув, сказал Сухову Петруха. — Как будто, значит, вы их муж.

Федор насупился и погрозил ему пальцем.

…Из каменного колодца наверх вела узкая лестница. По ней, набрав воду в кувшин, поднимались Петруха и Гюльчатай; парень обогнал девушку на две ступени и закрыл ей дорогу. Она испуганно остановилась.

— Открой личико, а?.. Покажись хоть на секунду. Ты не думай, я не какой-нибудь. Если чего, я по-серьезному…. Замуж возьму… Женюсь то есть. Мне ведь наплевать, что ты там чьей-то женой была. Ты мне характером подходишь. Откройся… покажи личико…

— А ты откуда приехал, Петруха? — на ломаном русском спросила Гюльчатай.

— Ты говоришь по-русски? — удивился парень.

— Да, плохо.

— Рязанский я. Слыхала про такой русский город Рязань?.. Отец с матерью у меня там… Открой личико, Гюльчатай.

Девушка засмеялась.

— Чего ты смеешься?

— Ты смешно говоришь — «Гюльчатай»… Как мой маленький братик, — ласково сказала она.

Петруха неловко наклонил кувшин, и вода пролилась на каменные ступени колодца; соскакивая со ступени на ступень, покатилась вниз пепельными шариками, подвижными, как шарики ртути.

— Ой, как бусинки!.. У меня были такие, — обрадовалась Гюльчатай, указав на катящиеся шарики воды.

— Открой личико, Гюльчатай.

Она отрицательно качнула головой.

— У нас нельзя.

— Но я же сказал — не обману, я по-серьезному!.. — взмолился парень.

Петруха все больше нравился ей — рыжий, открытое, в веснушках лицо, голубые беззащитные глаза. Сердечко ее учащенно билось.

Абдуллу она боялась, хотя он был красив мужской красотой, уверенностью в себе, статью, силой, но его она так и не полюбила, даже когда Абдулла обнял ее в первый раз. К Петрухе же сразу прониклась доверием и симпатией.

— Гюльчатай, ну открой личико!.. — снова завел Петруха.

В проеме колодца показалась голова Сухова.

— Отставить! — прикрикнул он на парня. — Я тебе дам личико! К стенке поставлю за нарушение революционной дисциплины!

Гюльчатай выскочила из колодца, выхватила кувшин у растерянного Петрухи. Сухов остановил ее.

— Стой!.. Объяви барышням подъем!.. И вот что: с сегодняшнего дня назначаю тебя старшей по общежитию. Будешь отвечать за порядок. Вопросы есть?

Гюльчатай молча смотрела на Сухова.

— Вопросов нет, — ответил он за нее. — И быть не может!.. Ступай.

Девушка припустила по двору к помещению, над которым красовалась вывеска, и с порога ликующе закричала остальным женщинам:

— Господин назначил меня любимой женой!

Петруха, выйдя из колодца, принял стойку смирно, начат оправдываться:

— Я же по-серьезному, товарищ Сухов… Я на ней жениться хочу… Личико бы только увидеть… А то вдруг крокодил какой-нибудь попадется. Потом казнись всю жизнь.

— Давай, давай, таскай воду, — смягчаясь, сказал Сухов и направился к общежитию.

Едва он вошел в дверь, как раздались крики, в него полетели подушки и утварь… Сухов, увертываясь, отбил рукой крышку кастрюли и в удивлении замер: жены Абдуллы все как одна задрали подолы платьев, чтобы прикрыть ими свои лица. Сухов обалдело смотрел на оголенные животы и пупки, на длинные, до щиколоток, полупрозрачные шальвары.

Первой выглянула из-за своего подола Гюльчатай.

— Не бойтесь, — сказала она. — Это наш господин!

Женщины сразу же открыли свои лица, и Сухов увидел, какие они разные — и очень красивые, и не очень… Но все смотрели на него преданно и призывно. Он зажмурил на мгновение глаза…