Белое солнце пустыни
Шрифт:
И увидел плывущую по косогору Катю, увидел ее полные руки, спокойно лежащие на коромысле, в который раз увидел игру ослепительных бликов в наполненных до краев ведрах, которые она несла легко, играючи.
Голос Гюльчатай стер это видение:
— Господин, никто не должен видеть наши лица. Только ты… Ты ведь наш новый муж… Скажи своему человеку, чтобы он не входил сюда.
— Это какому же человеку? — спросил Сухов, понимая, что речь может идти только о Петрухе.
— Петрухе, —
Сухов походил по комнате, стараясь не глядеть на красавиц. Затем напустил на себя строгость и рубанул по воздуху рукой.
— Товарищи женщины! Революция освободила вас. Вы должны навсегда забыть свое проклятое прошлое как в семейной жизни, так и в труде. У вас нет теперь хозяина. И называйте меня просто — товарищ Сухов… Вы будете свободно трудиться, и у каждой будет собственный муж…
Сухов посмотрел на Гюльчатай, которая, как и все остальные, внимательно слушала его, сказал: — Переведи!
Гюльчатай повернулась к женщинам, «перевела»:
— Господин очень сердит на нас!.. Он сказал, что всех нас разгонит по отдельным мужьям и заставит работать.
Женщины испуганно уставились на Сухова.
— Переведи еще… — он поднял палец, обращаясь к Гюльчатай. — Сейчас вы пообедаете, потом отдохнете, а через два часа… — он взглянул на свои часы-будильник, — выходите строиться! Есть небольшая работенка…
Саид шагом ехал по пустыне, клоня голову от горьких дум; казалось, он дремлет. Нет — он тосковал по дому, по своим родным… Он думал о семейной усыпальнице, где осталась его сестра, лежащая на каменной плите.
После того как его откопал Сухов и они расстались, Саид заторопился к своему дому. Постоял, глядя на пепелище, прощаясь со всем, что было дорого ему… Потом поднял на руки своего убитого отца и отнес его в гробницу Он опустил его в единственный пустой саркофаг, который стоял рядом с могилой матери. Искендер задолго до смерти приготовил его для себя. Саид, заплакав, помолился над ним, а затем опустился на колени у изголовья сестры. Лицо ее было спокойно и свежо, как будто она уснула ненадолго и вот-вот проснется.
Саид простоял на коленях до утра, молился, просил прощения у отца и сестренки, сокрушаясь, что не смог защитить их…
…Сейчас, двигаясь на коне, Саид вновь увидел, как уходила банда Джевдета за горизонт, оставив его подыхать закопанным в горячий песок… Не будет прощения Джевдету! Саид отыщет его, чтобы исполнить свой долг.
Сухов, Петруха и все девять женщин гарема разом навалились на баркас, стоящий на берегу моря с подсунутыми под него валками.
— Раз, два… — командовал Сухов.
— Взяли! — подхватывал Петруха.
Баркас общими усилиями чуть сдвинулся в сторону воды, скрипя валками.
— Раз, два… Барышни! — напрягался Сухов, багровея.
— Взяли! — подхватывал Петруха, и с ним вместе женщины тоже кричали: —
Баркас сдвинулся еще на вершок — Петруха и Сухов вытерли лбы; их спины были темными от пота.
— Товарищ Сухов, — крикнула Гюльчатай, — твои жены устали!.. Что кричать — «ешбаш» или «перекур»?
— Я же объяснял, — сказал Сухов, — «шабаш» кричат, когда конец работе, а «перекур» — если отдохнуть.
— Перекур! — звонко закричала Гюльчатай.
— Отдохни, — сказал ей Петруха. — Здорово устала?
— Я не устала. Петруха… рязанский, — улыбнулась девушка.
— Еще бы человек пять мужиков, — вздохнул Петруха.
— Десять лучше, — подхватил Сухов. — А еще лучше — пяток лошадей!.. Ничего не поделаешь — придется покряхтеть. Спустим баркас — и в море… Там нас никто не достанет.
— Надорвутся с непривычки, — проговорил Петруха.
Женщины, воспользовавшись передышкой, сразу же присели в тени баркаса.
— Петруха все косился на Гюльчатай, которая глядела в морскую даль, подставляя лицо ветру с моря.
— Я посмотрю мотор, а ты пока сходи туда, — Сухов указал Петрухе в сторону дома, стоявшего на берегу в полуверсте от них.
Дом был белого цвета, окружен деревьями и глухим дувалом, тоже белым.
— Раньше это царская таможня была… Узнай, кто там сейчас. Вроде мелькнул кто-то, — добавил Сухов.
— Есть узнать, кто там сейчас! — бодро ответил Петруха и направился в сторону дома, закидывая винтовку за плечо.
Сухов полез на баркас, громко затопал там ботинками по дощатой палубе, потом раздался скрип отворяемой в рубку двери.
Он проверил, как слушается штурвала перо руля, и спустился в машинное отделение, громыхая по железной лесенке, ведущей вниз.
Жилье, к которому приблизился Петруха, показалось ему необычным. В выжженном солнцем Педженте совсем не было зелени; здесь же из-за высокого дувала выглядывали густые деревья, свешиваясь ветвями наружу; в кронах, перекрикиваясь, порхали какие-то птицы, переливаясь сине-зелеными перламутровыми перьями.
Огромные ворота с массивными металлическими кольцами были на запоре, а на окнах и ставнях дома висели замки.
Петруха обошел дом-крепость со всех сторон, но нигде не нашел лазейки, чтобы пробраться хотя бы во двор. Тогда он, повесил на плечо винтовку, прыгнул с разбега, ухватился за верх дувала, подтягиваясь на руках…
Осторожно приоткрылась одна из ставен, и показались огромные усы и дуло револьвера.
Перекинув ногу через забор, Петруха спрыгнул в сад.
Что-то зашуршало, зашлепало, сбив фуражку с его головы — это пронесся над ним разноцветной радугой потревоженный павлин. Ярко оперенная птица опустилась на навес в глубине двора; там же Петруха увидел квадратный бассейн и, приблизившись, заметил в глубине зеленой воды плавающих осетров.