Белое солнце пустыни
Шрифт:
Танцующая красотка вдруг пошатнулась, прижала ладонь ко лбу и, прикрыв глаза, в бессилии опустилась на пол.
— О Аллах! — простонала она. — Умираю, есть хочу!
Все женщины, как по команде, обернулись к Гюльчатай.
— Наш муж забыл нас, еще не узнав… Это его дело, но почему он не дает нам мяса?.. — протянув к Гюльчатай руки, сердито спросила Зарина.
— Когда я была любимой женой Абдуллы, мы каждый день ели мясо! — с презрением глядя на Гюльчатай, сказала Джамиля.
— И
— И рахат-лукум!..
Они закричали все разом, в упор глядя на Гюльчатай. Гюльчатай сидела, опустив глаза, чувствуя свое полное ничтожество.
— Может быть, она его плохо ласкает?..
— Или ему не нравится, как она одета?..
Гюльчатай подняла глаза, полные слез.
— Мы сами должны ее приготовить!..
— Хозяин больше меня не хочет, — всхлипнула Гюльчатай. — Он решил отдать меня Петрухе…
— Петрухе? — переспросила Лейла. — Это меняет дело. Тогда пусть он назначает новую любимую жену.
— Погоди, — вмешалась Зухра. — Петруха прислал ему калым?
— Не-ет, — жалобно протянула Гюльчатай.
— Тогда не считается. Ты еще остаешься любимой женой.
Женщины окружили Гюльчатай, развязали свои узелки и стали наряжать ее, отдавали свои лучшие одежды, серьги, браслеты, кольца, накрасили по-своему ей глаза, брови…
Разодетая, вся в драгоценностях, Гюльчатай стояла, сияя невозможной красотой, как и полагалось любимой жене хозяина гарема.
— Теперь иди, — сказала бывшая любимая жена Абдуллы. — И не забудь: у нас должно быть завтра мясо!
Отряд Абдуллы расположился на ночлег в балке, у колодца — костров не зажигали, выставили часовых, улеглись прямо на песок, в одеждах.
Абдулла не мог спать; он не спал с тех пор, как похоронил Сашеньку. Он уселся на вершине бархана, скрестив ноги под собой и закрыв глаза. Вновь, в который раз, он представил лицо любимой женщины, ее взгляд, ее улыбку.
Саид тоже не спал, полулежа на песке, в окружении нукеров. Он думал об оставшемся в Педженте Сухове, о смертельней опасности, которая грозит этому русскому, когда Абдулла нагрянет в городок.
Сухов спас ему жизнь, и Саид был готов отдать ему свою. Но тогда оставался не отмщенным Джевдет, и эта мучительная раздвоенность не давала Саиду покоя.
В серьгах, кольцах, браслетах, разодетая и ярко накрашенная, шла Гюльчатай по галерее музея… Проходя мимо Петрухи, спавшего на топчане у входа в обнимку со своей винтовкой, Гюльчатай прикрыла лицо и постояла некоторое время над ним, потом исчезла в темноте.
Сухов продолжал с крыши наблюдать за ночным городом.
Бочки с керосином по-прежнему освещали улочки и дома.
Послышались легкие шаги — Сухов, оглянувшись, насторожился. Рука его легла на кобуру.
В люке чердака появилась Гюльчатай, она откинула чадру и ждала, когда Сухов заговорит с ней.
— Ты зачем пришла? — поинтересовался он, убирая руку с кобуры.
— Я пришла к тебе, господин, — ответила Гюльчатай и, улыбнувшись, приблизилась к Сухову. Лицо ее освещалось сполохами пламени.
— Ты чего это так расфуфырилась? — спросил он строго.
Призывно улыбаясь, Гюльчатай шла к нему, кокетливо пританцовывая.
— Ты чего? — спросил Сухов. — Чего ты?! — прикрикнул он.
Гюльчатай вплотную придвинулась к нему.
— Ты это оставь! — сказал он, оробев: совсем близко увидел ее глаза, губы, сделал шаг назад. — Брось, говорю!
Гюльчатай вновь придвинулась вплотную, спина Сухова уперлась в балку.
— Ты что, спятила? — прошептал он.
Гюльчатай, встав на цыпочки, крепко обняла его и влепила ему в губы поцелуй, потом еще и еще… Затем она опустила руки и застыла перед ним, глядя в пол. Сухов сел на ящик, обхватив голову руками.
— Теперь все… — тихо сказал он и тут же заорал: — Ты что наделала?! — Гюльчатай подняла на него глаза. — Теперь меня надо к стенке!
— Что это «к стенке»? — спросила она.
— Расстрелять, вот что! — крикнул Сухов.
— И я с тобой к стенке, — сказала Гюльчатай. — А как они узнают?
— Что узнают? — застонал он.
— Что я тебя целовала. Разве ты им сам скажешь?
— Нет, — ответил Сухов.
— И я — нет! — Гюльчатай засмеялась.
Он покачал головой.
— А ты вроде ничего девка!.. Ты знаешь, кто ты?
— Да. Я твоя коза.
— Что?!
— Ты сам сказал — мы все твои козы.
Сухов рассмеялся.
Девушка ласково дотронулась до его плеча.
— Господин…
— Опять! — прикрикнул Сухов.
— Ой!.. Товарищ Сухов, это плохо — таранька, таранька!.. Дай твоим женам мясо.
— Что? — удивился он.
— Дай самую плохую барашку… Гюльчатай будет тебя любить.
Сухов качнул головой, усмехнувшись.
— Хм… «барашку»… А где его взять? Каши и той нет, а ты мясо просишь. Одна таранька осталась.
Гюльчатай, продолжая ласково глядеть на Сухова, села ему на колени.
— Опять?.. Ты это оставь, — вновь растерявшись, он попытался отодвинуть ее от себя. — Мы же договорились насчет Петрухи, ну?
— Петруха? — широко улыбнулась Гюльчатай, продолжая сидеть на коленях у Сухова, и быстро погасила улыбку. — Я твоя жена. Разве не правда?
— Моя жена… дома, — с тоской в голосе проговорил Сухов.
— Разве ты не можешь сказать, что Гюльчатай твоя любимая жена?.. Разве она обидится?..