Белое танго
Шрифт:
— Старика? И не стыдно тебе пенсионером прикидываться, в двадцать два-то года?
— Мне двадцать пять, вообще-то… А тебе?
— Почти шестнадцать, — чуть накинула Таня.
— Иди ты! — недоверчиво воскликнул Генерал.
— А ты думал, сколько?
— Ну, восемнадцать, девятнадцать… — Тут уж накинул он.
— Неужели так старо выгляжу?
— Нет, понимаешь… Повадка у тебя…
— Что, нахальная?
— Нет… взрослая… Ну, умная, что ли. Не шмакодявистая…
— Мерси.
— Я думал, ты работаешь
— Угу. Как в песне. — И она стала напевать:
— Я гимназистка восьмого класса…
— Пью самогонку заместо кваса, — подхватил Генерал приятным тенорком.
— Ах, шарабан мой, американка! А я девчонка, я шарлатанка, — закончили они хором и дружно рассмеялись.
— Давай еще подрыгаемся.
Таня встала и потянула Генерала за руку.
— Эх-ма, щас качучу отчебучу! — вздохнул он и вышел вместе с Таней на середину комнаты.
Минуты через полторы быстрая вещь кончилась и началась медленная. Таня любила эту грустную, пронзительную песню, хотя и не знала, как она называется:
— When the sun goes to bed, that's the time you raise your head… — подпевала она, положив ладони на плечи Генералу.
— Ого, и по-английски сечешь? — с восхищением спросил Генерал.
— Маненько ботаю, — весело отозвалась она.
Генерал хихикнул, думая про себя: «Эта сучка сама отчебучит».
Чарующая песня текла дальше. Они танцевали, почти не сходя с места. Таня обвила руками шею Генерала и плотно прижалась к нему. Она слышала, как учащается его дыхание, чувствовала, как упирается ей в живот набухающий твердый комок под его брюками…
Вдруг его лицо побледнело и перекосилось, и он легко, словно пушинку, поднял ее на руки и понес к матрацу.
Он медленно, бережно положил ее на полосатое покрывало к самой стенке. Она заложила руки за голову и молча, в ожидании, смотрела на него. Генерал навис над нею, оскалившись, с закрытыми глазами, цепенея.
Вдруг он лицом вниз рухнул на матрац рядом с Таней. Лежал, не поднимая головы, молчал.
— Paint your face with despair… — выводил ангельский голос Яна Гиллана.
Таня ждала. Минуты тянулись. Не понимая, что происходит, она запаниковала.
Хотела спросить, но не решалась. Наконец коснулась ладонью его затылка.
— Что, милый, что?
— Убери клешню, — прошипел он сквозь зубы.
— Что? — Краска ударила ей в лицо.
— Уйди, — сдавленно произнес он. — Прошу тебя…
Она перелезла через него, попутно выключив магнитофон, и в тишине прошла в окну. Такой пощечины не заслужила. Тут что-то не так. Бледная, как стенка, она налила полстакана лимонаду, не спеша выпила, потом налила еще, подумав, добавила коньяку и, вернувшись к постели, присела на самый краешек.
Генерал по-прежнему лежал, уткнувшись лицом в подушку. Она поднесла стакан к его голове.
— Вот,
— Уйди, — глухо повторил он.
Тут она завелась. Поставила стакан на тумбочку и прилегла грудью на спину Генералу. Правой рукой она стала тихо гладить его затылок, уши, шею. Он молчал, не поднимая головы.
— Тебе плохо? — еле сдерживая себя, чтобы сверху его не пришлепнуть, спросила Таня как можно ласковей.
— Н-нет, — еле слышно ответил он.
— Тебе плохо со мной, да?
— Нет-нет, — ответил он уже громче.
— Тогда что? Он молчал.
Она приподнялась, сняла стакан с тумбочки и вновь поднесла к голове Генерала.
— Выпей, родной мой. Выпей и все пройдет… — пел ее голосок елеем.
Он чуть повернул голову, покосился на Таню красным глазом, потом перевернулся, приподнялся, взял стакан из Таниной руки и жадно, запрокинув голову, выпил. Потом с силой швырнул стакан через всю комнату. Чудом не задев телевизор, стакан ударился о противоположную стену и разлетелся вдребезги.
Генерал молча, тяжело смотрел на Таню. По-звериному. Загнанным волком. Ее как обожгло. Она увидела истинное лицо, во всем совпадающее с ее ожиданиями и грезами. Дикая, безудержная стихия рванулась из глубины ее сознания. Она порывисто обняла его и стала покрывать это скорбное лицо поцелуями. Рот с опущенными уголками, нос, лоб, скулы, открытые глаза. Через некоторое время она почувствовала, что его губы шевельнулись, и он начал отвечать ей слабыми, какими-то неуверенными поцелуями. Мозг, лихорадочно выискивающий твердую почву, отметил новое движение. Мысли устаканивались. Потом он взял ее за плечи и стал отводить их назад. Она немного отодвинула лицо от его лица и посмотрела на него.
Ситуация стала контролируемой.
— Налей мне, — хрипло сказал он. — Коньяку. Полный.
Она поднялась, подошла к окну, налила из пузатой бутылки в уцелевший стакан. Снова захотелось ему врезать.
Он перекинул ноги через край и резко сел. Взяв принесенный стакан, он одним глотком выпил половину и уже медленно, прихлебывая, стал допивать остальное.
Таня села рядом с ним, прижавшись бедром к его бедру, и положила руку ему на плечо. Он допил, поставил стакан на пол и замер, чуть покачиваясь вперед и назад. Молчала и Таня. Она ждала.
Так прошло около минуты. Потом Генерал резко выпрямился, так что Танина рука слетела с его плеча, отодвинулся от нее и посмотрел ей прямо в глаза.
— А, ладно. — Он махнул рукой и криво усмехнулся. — Все равно, в последний раз видимся. — Она кивнула, нутром чуя, что это далеко не так и никуда он теперь не денется. Если уж овладела собой, поломает и его. Что на самом деле уже случилось. — Никому не говорил, а тебе скажу. Знаю, не продашь…
Таня кивнула, ничего не говоря. Ее слова были сейчас не нужны.