Белое золото, черная смерть
Шрифт:
— Мне это говорит, что ее украли. А ты что думаешь, Эд?
— Или украли, или она уехала сама.
Андерсон недоуменно переводил взгляд с одного на другого:
— Так украли или нет?
— Ну а если украли? — снова хмыкнул Могильщик.
— Неужели это сделали наши цыплятки? — спросил Гробовщик.
Лейтенант слегка покраснел и покачал головой. Он не всегда понимал юмор своих асов-сыщиков, и порой это ставило его в тупик. Ему было ясно одно — они не придавали значения пропаже машины: когда они чуяли след, атмосфера вокруг мигом делалась наэлектризованной.
Так
— Мы арестовали женщину Дика О'Хары по обвинению в убийстве.
Оба сыщика окаменели и промолчали. Они понимали, что сейчас услышат историю. Они замерли в ожидании.
— Ее арестовали в квартире того самого Джона Хилла из движения «Назад в Африку», которого вчера убили. Жена Хилла Мейбл получила пять пуль. Когда приехала полиция, она уже скончалась. Обе женщины были совершенно голые, в синяках и царапинах — похоже, они сильно подрались. Соседи вызвали полицию еще до стрельбы — когда они услышали женский скандал. На полу нашли револьвер 32-го калибра. Из него недавно стреляли. Похоже, это и есть орудие убийства, но сейчас с ним разбираются баллистики. Отпечатки пальцев Айрис были на рукоятке, отчасти они смазаны отпечатками пальцев мужчины. Не исключено, что это и есть Дик О'Хара. Ребята из «убийств» проверяют его по картотеке, и скоро мы будем все знать наверняка.
Гробовщик и Могильщик обменялись взглядами, но промолчали.
— Айрис утверждает, что Дика в квартире не было. Часом раньше ока покинула свою собственную квартиру — якобы чтобы увидеть Дика, но клянется, что его там не застала. Она сбежала из-под надзора, пойдя на хитрость, — вы еще об этом услышите. Она утверждает, что между ней и Хилл вышла размолвка, она вырвала револьвер у нее из руки и он случайно выстрелил. Она говорит, что скандал произошел по личным мотивам и не имеет никакого отношения к налету. Причин размолвки она не назвала.
Детективы переглянулись, словно их одновременно осенила одна и та же идея.
— Хотите побеседовать с ней? — спросил Андерсон. Детективы опять переглянулись, и Могильщик спросил:
— Сколько времени прошло между стрельбой и появлением патрульных?
— Две с половиной минуты.
— Этаж?
— Седьмой, но лифт там скоростной, и он успел бы спуститься и уйти до появления полиции, — сказал Андерсон, догадавшись, о чем подумали его асы.
— Вряд ли, если он был тоже раздет.
— А в этом районе на улицу выходят как следует одевшись, — добавил Могильщик.
— Целиком и полностью, — заключил Эд.
— В ванной было открыто окно, выходящее к пожарной лестнице, — сказал Андерсон, — но никто не видел, как он спускался. — Он взглянул на отчеты перед ним и продолжал: — Женщина с четвертого этажа сказала: кто-то открывал ее входную дверь, а когда она вышла посмотреть, цепочка была снята. Из квартиры ничего не пропало. Окно на пожарную лестницу было открыто, но хозяйка сказала, что сама открывала его. Отпечатки, которые могли остаться на дверной ручке, были стерты: приходил и уходил ее сын, а подоконник она сама протерла тряпкой.
— В этом
— Благодаря чему Дик и смылся вчистую, — сострил Гробовщик.
— Это неизвестно, — сказал Могильщик. — Потолкуем с ней.
Ее доставили из камеры, где она сидела в ожидании понедельника и решения суда о своей дальнейшей судьбе, в комнату для допросов, известную в преступном мире под названием «Стукачиное гнездо».
Это была звуконепроницаемая камера без окон, в центре которой стояла прибитая к полу табуретка. Со всех сторон на нее были направлены лампы, в свете которых даже черный-пречерный негр делался прозрачным.
Но сейчас, когда охранник доставил Айрис, в комнате горел только верхний свет. Дверь снова закрылась, и щелкнул замок. У табуретки ее поджидал Могильщик. Затем она увидела силуэт Гробовщика, смутно вырисовывавшийся в сумрачном углу. Его обожженное кислотой лицо походило на карнавальную маску, которую надевают, чтобы напугать детей. Ее охватила дрожь.
— Садись, детка, и рассказывай, — сказал Могильщик.
— В этой дыре я не скажу ни слова. Тут все в микрофонах, — фыркнула она, продолжая стоять.
— Зачем нам микрофоны? Мы с Эдом и так запомним все, что ты скажешь.
Гробовщик шагнул вперед с видом убийцы, восставшего из мертвых.
— Садись, тебе говорят, — прохрипел он.
Айрис села. Гробовщик подошел к ней, а Могильщик включил лампы. Она заморгала. Гробовщик уже собирался дать ей пощечину, но увидел ее лицо, и рука его застыла в воздухе.
— А ты красавица! — сказал он.
Ее кожа, еще недавно гладкая, желтая, надушенная, теперь переливалась всеми цветами — от черного до оранжевого. Шея распухла, одна грудь казалась раза в два больше другой, лицо, шея, плечи были испещрены красными полосами, скрывавшимися под платьем, а волосы ее были словно вымыты в реке Стикс.
— Бывает и хуже! — буркнул Могильщик.
— Что значит хуже? — осведомилась Айрис, щурясь от яркого света. Казалось, синяки и царапины были нарисованы на ее прозрачной коже.
— Ты и вовсе могла сыграть в ящик.
— Это, по-вашему, хуже? — слабо передернула она плечами.
— Ладно, ты еще жива, — подал голос Гробовщик, — и можешь заработать восемь тысяч семьсот наградных, если нам поможешь.
— А как насчет этого долбаного обвинения? — решила поторговаться Айрис.
— Это твой ребенок, — сказал Могильщик.
При слове «ребенок» Айрис поморщилась. С этого-то все и началось.
— Оно не долбаное, — возразил Гробовщик.
— Но все равно обвинение, — сказала Айрис.
— А как Дик? — спросил Гробовщик.
— Если бы я знала, где этот гад, то сказала бы, уж не сомневайтесь.
— Но ты же приехала к нему на свиданку.
Она подумала, потом, похоже, приняла решение.
— Он там был. В одних трусах. Иначе с чего бы мне распсиховаться и пристрелить эту стерву вдову? Но я не помню, как он сбежал. Он стукнул меня, и я упала без сознания. — И, помолчав, добавила: — Ума не приложу, почему он меня не убил.