Белое золото, черная смерть
Шрифт:
— Чертовы стервы, — пробормотал Дик и вылез из шкафа весь в испарине, с револьвером в руке. — Ну почему ты такая? — обратился он к Айрис, заглядывавшей в ванную.
Она развернулась, и, когда увидела его в трусах, глаза ее почернели, а лицо исказилось гримасой ревности. Значит, он спал с этой дрянью!
— Ах ты сволочь! — закричала она, брызжа слюной. — Ты убираешь меня, чтобы залезть в постель к этой бабе!
— Заткнись! — угрожающе буркнул Дик. — Мне нужно было спрятаться.
— Спрятаться? Между ног этой шлюхи?
С порога гостиной Мейбл сказала:
— Преподобный О'Мэлли пытается вернуть отнятые деньги. Он не хочет, чтобы полиция все испортила.
— Ты, наверное, и в постели зовешь его преподобным! —
— Я не такая, как ты, — возразила Мейбл. — Я занимаюсь любовью, как завещал Господь…
Айрис бросилась к сопернице, норовя впиться ногтями ей в лицо. Халат распахнулся, и под ним показалось голое тело. Мейбл схватила ее за запястье и прокричала с вызовом:
— У меня будет от него ребенок.
Мейбл не могла оскорбить Айрис сильнее, ведь та была бесплодна. Айрис осатанела. Она плюнула Мейбл в лицо, стала лягать ее ногами и старалась вырваться. Но Мейбл была сильнее. Она тоже плюнула в лицо Айрис, выпустив ее руки, вцепилась ей в волосы. Айрис расцарапала шею и плечи Мейбл и разорвала ее пеньюар. Мейбл, в свою очередь, выдернула ей с корнями прядь волос, и от боли у Айрис потемнело в глазах.
Дик схватил Айрис за воротник халата левой рукой, по-прежнему сжимая в правой револьвер. Он не успел убрать его и теперь боялся бросить на пол. Айрис дернулась, и ее халат остался в руках Дика, а сама она оказалась совершенно голая, если не считать туфель. Теперь Дику было не за что ее ухватить. Тогда он попытался заставить Мейбл разжать руки, вцепившиеся в волосы Айрис, но Мейбл была в такой ярости, что остановить ее было невозможно.
— Разойдитесь, чертовы бабы! — заорал Дик и ударил револьвером по рукам Мейбл.
Он попал ей по пальцам, а заодно Айрис по голове. Та завопила и украсила его ребра восемью красными полосами. Он ударил ее в живот свободней левой рукой, потом схватил Мейбл за пеньюар, чтобы оттащить от Айрис. Пеньюар остался у него в руке, и Мейбл тоже оказалась в чем мать родила. Айрис царапала ее, как кошка, из царапин сочилась кровь. Мейбл пригнула голову Айрис и укусила в плечо. Пальцы у нее не действовали. Айрис завопила, и вдруг взгляд ее упал на револьвер в руке Дика. Она выхватила его и стала стрелять в Мейбл, пока не опустел барабан.
Все случилось так внезапно, что Дик сперва не понял, что это убийство. Он слышал грохот выстрелов, видел удивленную гримасу боли на лице Мейбл, когда та, отпустив голову Айрис, стала медленно сползать на пол. Но все это было как в каком-то сне.
Затем пришло понимание. Осознание случившегося взорвалось в его мозгу, как бомба с часовым механизмом. Мозг пронзила паника, он начал действовать. Дик ударил Айрис в грудь кулаком левой руки, а потом правой в шею. Она упала. Затем босой ногой он ударил ее в живот, а когда Айрис согнулась пополам, ударил ее по затылку ребром ладони, от чего она упала лицом вниз. Внезапно паника начала усиливаться, словно один взрыв вызывал другой. Перепрыгнув через распростертую Айрис, он ринулся к шкафу за одеждой, затем остановился и подобрал с пола револьвер, выпавший из руки Айрис. Он и не посмотрел на Мейбл, понимая, что она мертва. Он вообще старался не думать об этом. Вдруг понял, что в револьвере нет пуль, во-первых, и что он все равно чужой, во-вторых. Тогда Дик разжал пальцы так, словно револьвер был раскален добела, и тот упал на пол.
Затем он бросился к шкафу. Он не мог повернуть рукоятку двери. Половина мозга изрыгала проклятия, вторая — возносила молитвы. Он опасался, что еще немного, и здесь будет полиция. И до стрельбы было достаточно криков, чтобы мертвые восстали от вечного сна. Дик понимал, что в этом благопристойном доме кто-то уже позвонил в участок. Пора было сматываться, и поскорее. Иначе каюк! Вот-вот заявится полиция. Но сперва надо было одеться. В этом респектабельном негритянском квартале всегда найдется ублюдок патрульный, который может остановить
Дик попытался быстро одеться. Скорее, скорее, сигналил мозг. Но пальцы не слушались. Семь столетий ушло, чтобы застегнуть рубашку, и еще лет триста, чтобы завязать шнурки.
Дик подскочил к зеркалу, проверить, нет ли предательских следов борьбы, но, хотя лицо его и посерело, а глаза почернели, никаких царапин не обнаружилось. Что лучше: съехать на лифте на пять этажей, а потом пройти остаток пути пешком или воспользоваться пожарной лестницей и уйти через крышу? Дик не знал, как устроены эти дома, на одном ли уровне крыши жилого комплекса и можно ли по ним уйти. В глубине сознания копошилось мутное ощущение какой-то утраты. Потом он осознал, что это Айрис. Страх шептал ему: «Пойди в комнату и добей ее, пусть замолчит навсегда».
Он двинулся было в гостиную, но тут в дверь забарабанили. Он подбежал на цыпочках к окну в ванной, выходившему на пожарную лестницу, быстро открыл его и не колеблясь вылез на лестницу. Размышлять было некогда. Он не чувствовал под собой ног, когда спускался по железным перекладинам лестницы. Глаза его обшаривали окна.
Пожарная лестница выходила на маленькую частную улицу, и его могли заметить или те, кто на ней находился, или обитатели квартир. Будучи на полпути вниз, Дик заметил край занавески, высовывавшейся из открытого окна. Не долго думая он нырнул в окно. Это была точно такая же квартира, как и та, в которой он был раньше. В спальне, куда он попал, не было никого. Он двинулся, ступая на носки и моля Бога, чтобы в квартире никого не было. Впрочем, даже если там свадебный пир, его это не остановит. Он вышел в холл. Из кухни доносилось женское пение. Дик проследовал к входной двери. Она была заперта на замок и закрыта на цепочку. Он попытался открыть ее, не производя шума. Затаив дыхание, он повернул замок, снял цепочку. Его закрутило в водовороте летящих секунд. Пение прекратилось. Он быстро открыл дверь и пробежал через лестничную площадку к служебному входу. Он как раз успел закрыть дверь, как женский голос воззвал: «Генри? Ты где?»
Он ринулся вниз по лестнице, словно пикирующий бомбардировщик, и остановился, лишь когда оказался в подвале. Он услышал шаги за дверью и попытался сделать невинное лицо и сочинить историю, как он здесь оказался. Но шаги смолкли. Осторожно он приоткрыл дверь, заглянул в подвал. Никого. Он двинулся в направлении, откуда послышались шаги, и подошел к двери. За ней были короткий лестничный пролет и железная дверь с замком. Он отпер его и, приоткрыв дверь, выглянул в щелочку.
Он увидел 113-ю улицу. По ней разгуливали цветные жители района в летних костюмах. Двое уписывали арбуз из фургона, где их держали на льду. Вокруг тележки мороженщика собрались дети, угощаясь наструганным мороженым, политым разноцветным сиропом из бутылок. Другие дети играли на улице в мяч. Женщины громко переговаривались. Ругаясь на чем свет стоит, по тротуару, шатаясь, брел пьяный. Слепой нищий, постукивая палочкой, шел по кромке тротуара, громыхая мелочью в оловянной кружке. Собака какала на тротуаре. У церкви на ступеньках, в тенечке, сидели негры и обсуждали взаимоотношения белых и черных.
Дик вышел из дома, перешел улицу и вскоре растворился в гигантском черном море, имя которому Гарлем.
Глава 12
Когда Гробовщик и Могильщик явились на дежурство в восемь вечера, лейтенант Андерсон сказал:
— Вашу машину обнаружили на углу 163-й улицы и Эджком-драйв. Вам это что-нибудь говорит?
Гробовщик прислонился к стене в темном углу, где лейтенант не мог видеть выражения его лица, но Андерсон услышал нечто похожее на фырканье. Могильщик уселся на лейтенантов стол, почесывая подбородок. Со спины не видна была кобура его револьвера под пиджаком, зато чуть согнутые плечи выглядели еще мощнее. Он помолчал и хмыкнул: