Белогвардейцы
Шрифт:
Они вышли на двор. Из-за быстро бежавших по черному, бархатному небу облаков неожиданно выпал светлый желток луны, и Крымов увидел, что село действительно большое - дворов триста, стоит на взгорье, полукругом охватывая озеро. А за озером - строгие очертания полуразрушенной усадьбы.
– Ну я пошел, - сказал Машков, вскакивая в седло.
– Валяй.
– Крымов проводил его взглядом и подозвал Прохорова, укрывшегося в тени березы.
– В селе - красные. Так что не дрыхнуть, смотреть в оба! Как только подъедут наши - доложить.
– Ясно, - ответил Прохоров.
Настя хлопотала у печи. На огне уже стоял чугунок с картошкой, шипела сковородка, разнося по дому душистый запах подсолнечного масла.
– Не помешаю?
– спросил Крымов, усаживаясь у двери на табуретку.
– Да вы раздевайтесь, к столу проходите, - живо откликнулась Настя.
– А я сейчас оладьи спеку. У меня вкусные оладьи!
– Верю, - сказал Крымов.
– Но... Оладьи мы будем есть потом.
– Это когда же?
– Когда краснопузым уши надерем.
– Надрать им уши следует.
– Настя подбросила в печь дров. Огонь вспыхнул с новой силой, обдав Крымова жаром, высветив на его погонах золотистые вензели.
– А вы... белые?
– Белые, - кивнул Крымов.
– Вас это не пугает?
– Волков бояться - в лес не ходить!
– окончательно осмелев, заявила Настя.
– По мне что белые, что красные, лишь бы жилось хорошо, ласково.
– Ласково?
– В глазах Крымова запрыгали изумлённые огоньки.
– Ласково, - подтвердила Настя.
– Лаской и зверя взять можно.
– Она сдвинула с огня сковородку, набросила на плечи старенький, в нескольких местах штопанный полушубок и направилась к двери.
– Вы куда?
– спросил Крымов, пружинисто поднимаясь.
– Баньку хочу затопить.
– Потом, Настя, потом... Не уйдут от нас ни блины, ни банька.
Настя откинула голову.
– Вы что же, заарестовали меня?
– спросила с вызовом.
– Или боитесь, что убегу?
– Ничего я не боюсь, на дворе мои люди... А выходить не следует: скоро стрельба начнется.
– Стрельба?!
– Вскинув руки, Настя отступила, хлопнулась на скамейку. Боже мой, что ж делается? Красные стреляют, белые стреляют, зеленые... Для этих стрельба - что праздник!
– И часто они здесь появляются?
– спросил Крымов, усаживаясь на прежнее место.
– Когда, захотят.
– Не обижают?
– Не было такого.
Крымов задумчиво посмотрел на огонь.
– Настя, а где этот продотряд разместился?.
– А в поповском доме. Это отсюда...
– она принялась загибать пальцы, двенадцатый дом по правой стороне. Да вы его сразу заметите - около него подводы с хлебом стоят. Они вчерась еще хотели уехать, да не успели... Кто-то им донес, что дядька Панкрат не всё зерно сдал... Вот они и выколачивают из него хлебушек...
– А где этот... дядька Панкрат живет?
– Они его в баньку выселили. Вместе с женой и ребятишками, а в доме он напротив поповского - устроили то ли
На печи вдруг что-то зашуршало, и на пол с легким стуком свалился валенок. Крымов мгновенно вскочил, выхватил револьвер.
– Да это дед!
– заливисто расхохоталась Настя.
– Старый и хворый солома сгнившая! Да и не слышит ничего.
На печи снова что-то заворочалось, зашумело, засопело, и из-под груды тряпья явился па свет божий ссохшийся, лохматый, словно медведь после зимней спячки, старик. Он приподнялся на локтях, почесал свалявшуюся бороду и чуть подался вперед, пытаясь, видимо, рассмотреть нового человека.
– Ты кто?
– Голос был хриплый, но басовитый, еще не утративший силу.
Крымов загнал револьвер в кобуру, шутливо щелкнул каблуками.
– Второго уланского полка Его императорского величества штаб-ротмистр Крымов!
– Не знаю такого, - помолчав, ответил дед и принялся с большими осложнениями слезать с печи. Когда ему это удалось, он разыскал свалившийся валенок, сунул в него ногу и, разогнувшись, повторил: - Не знаю такого.
– И зашлепал к двери.
– Сколько ему лет?
– спросил Крымов.
– Девяносто, - сказала Настя.
– А может, больше. Его дедом звали, когда я еще девчонкой была.
– А вам?
Настя ответить не успела: в комнату ввалился Машков и, вытянувшись, доложил:
– Прибыли, вашблагородь!
Крымов поправил фуражку. Лицо его неожиданно постарело и обрело кислое, озабоченное выражение. И всё же усилием воли он заставил себя улыбнуться:
– Все, хозяйка, теперь можно и баньку топить. Разрешаю.
Задорожный ожидал Крымова за огородами. Конь под ним нетерпеливо перебирал копытами, обеспокоенно крутил головой - нервничал в предчувствии близкого боя.
Крымов вскочил в седло, подъехал к Задорожному и объяснил ситуацию.
– Работы на десять минут, - сказал есаул, но, узнав про обоз и сообразив, что он, по всей вероятности, охраняется, кликнул взводного и рядового Голышева, внешний вид которых и манера сидеть в седле с головой выдавали крестьянское происхождение.
– Мы их хитростью возьмем. Пока они разберутся, что к чему, поздно будет... А вы следом езжайте, на расстоянии, и по нашему сигналу...
– Хорошо.
– Крымов надвинул на лоб фуражку. Так он делил всегда, когда был чем-то недоволен или озабочен.
– Но работа должна быть чистая; нельзя допустить чтобы кто-нибудь ушел. Уйдет - завтра здесь будут красные.А нам необходимо отдохнуть. Вы меня понимаете?
– Прекрасно. Может быть, начнем?
Крымов вытащил револьвер.
– С богом, есаул!
Настя не обманула. Обоз, как она и говорила, стоял у двенадцатой избы, а вдоль него, закутавшись в полушубок, прогуливался часовой. Заслышав конский топот, он обернулся, пытаясь разглядеть, кого несет нечистая, крикнул: