Белогвардейцы
Шрифт:
Начальникам всех частей приказываю наблюдать, чтобы у переходящих на нашу сторону казаков отнюдь не отбиралось имеющееся при них обмундирование, - деньги,
документы.
Перешедших на нашу сторону казаков призывных возрастов в районе корпусов, в состав коих входят казачьи части, распределять по своим казачьим частям, где же нет казачьих частей или входят казачьи части не того войска, к которому принадлежат пленные, направлять в распоряжение Войсковых Штабов соответствующих войск, куда также направлять и казаков непризывного возраста.
Подлинный подписал:
Командующий
Верно:
Старший Адъютант Разведывательного отделения
Генерального Штаба Полковник Троицкий
(Но отделу Генерал-Квартирмейстера).
Часть Разведывательная.
– --------
* Документ подлинный. Орфография сохранена в первоначальном виде.
ГЛАВА III
Уже год воюет в составе армии Буденного бывший поручик, а ныне начальник штаба 17-го отдельного кавалерийского полка Михаил Дольников, а все не может привыкнуть к разношерстной толпе - кто в рваной шинели и ботинках на босу ногу, кто в пальто и дорогих шевровых сапогах, снятых с расстрелянных офицеров, кто в матросских бушлатах, - именующейся Первой Конной армией. Не может представить, что им командуют царские урядники, казаки Городовиков, Тимошенко, Ракитин, набоженный пьяница рядовой Думенко, не может понять, каким образом, по каким законам эта мужицкая вольница, пропитанная пугачевским духом свободы и ненависти к богачам, эти неграмотные голодранцы, эти "в доску большевики", как они с гордостью называют сами себя, лупят и лупят высокопрофессиональную Добровольческую армию, не может... И жутко ему от этого непонимания и тоскливо, до того тоскливо, что хоть в петлю лезь! А здесь еще Сырцов со своими идиотскими вопросами...
– Миша, а правда, что человек от обезьяны пошел?
– Дарвин так считает, - кивает Дольников.
– Кто такой?
– Ученый.
– Может, он и ученый, но... Я эту мамзель в зоопарке видел и родственные связи с ней, значит, отрицаю. А ты?
– Я науке верю.
– Наука наукой... А твое личное мнение?
– Не сомневаюсь - от обезьяны.
– Почему?
– Да вот, как увидел ваше войско, так сомневаться и
перестал.
Сырцов молча и долго переваривает мысль и тихо изрекает:
– Сволочь ты все-таки, Миша! Не любишь нас.
Разговоры такого плана уже не раз возникали между командиром полка и его начальником штаба, и виноват в этом был Сырцов - он первым лез на рожон, ибо от природы страдал чрезмерным любопытством и любознательностью.
Вначале он задавал вопросы довольно наивные и бесхитростные, но чем ближе узнавал Дольникова, тем больше ему доверял, тем глубже и политичнее становились его вопросы. А когда однажды на совещании в штабе корпуса поручик возразил самому Думенко, заявив: "Вы можете не уважать меня лично, но считаться с моим мнением обязаны", поверил окончательно и за вечерним чаем спросил:
– Ты веришь в бога?
– Крещеный, - не понимая, что означает столь странный вопрос, ответил Дольников.
– И я крещеный, - вздохнул Сырцов.
– Меня бабка в церковь водила.-Он встал, подошел к окну и долго тяжелым, немигающим
– Понимаешь, Миша, я все-таки командир, ко мне часто бойцы обращаются - что да как... А я, как баран... Да и самому хотелось бы до кой-чего докопаться, смысл, значит, понять.
– Можешь. Ко мне обращаться.
– Спасибо, - сказал Сырцов.
– Вот ты, я заметил, книжки всякие там но истории читаешь, зачем?
– Тоже хочу смысл понять.
Сырцов сел, стиснул косточками пальцев виски и закачал головой.
– Я под станицей Каменской одного вашего до хребта развалил, стою, значит, над ним и кумекаю: где ж у тебя, милый, правда - в башке или ногах? В башке, думаю, башка ноги водит. Так что правда, Миша, одна. А вот добираемся мы до нее разными путями. Вы - своим, а мы - своим!
"А ведь он прав", - подумал тогда Дольников. И когда вскоре взяли небольшой уездный городишко, пригласил Сырцова в библиотеку, чтобы отобрать для него книги по истории.
Они шли по городу, и Сырцов старательно не замечал того, на что Дольников взирал с преувеличенным вниманием - на взломанные и разграбленные лавки, магазины, квартиры...
– Твои работали, - язвительно проговорил он.
– Разве это бойцы? Варвары! Жители от вас как от чумных шарахаются! Нос из дома не высунут!
– Не жители - буржуяки, Миша, - возразил Сырцов.
– А этих сволочей не грех и грабануть.
– Он указал рукой па розовый особняк с колоннами. Смотри, какие хоромы себе понастроили!
Дольников внимательно осмотрел дом, но восхищения не выразил. Сказал:
– Дом как дом. У меня много лучше. И пруд рядом, и березовая роща.
– И затих, ожидая взрыва пролетарского гнева. Но Сырцов, как ни странно, не разразился проклятиями, более того, проявил обыкновенное человеческое сочувствие.
– Разграбили?
– спросил мягко.
– Наверное.
– Жалко?
– Вас жалко. Облик человеческий теряете.
– Ты как Ворошилов, - хохотнул Сырцов.
– Он чуть что: "Гады! Мародеры! Расстреляю, вашу мать!",..,
– Я бы на его месте давно с десяточек к стенке поставил.
Сырцов сделал вид, что не расслышал реплики.
– А Буденный ему в ответ: "Климент Ефремыч, та нехай хлопцы побалуют, нехай буржуяков грабанут!"
– Так это ты с его слов поешь?
– Я, Миша, Семен Михайловича уважаю...
– Слепой ты, Федя, - перебил его Дольников.
– Семен Михайлович глупость сморозил, а ты повторяешь... А бойцы за ваши речи будут башкой расплачиваться - Ворошилов умеет слово держать.
Сырцов всей пятерней помял твердые, как камень, монгольские скулы.
– Да, с Думенко он строго обошелся...
Рядовой царской армии Думенко командовал корпусом. Бойцы его боготворили: и рубака лихой, и в обращении прост. И не строг - на многие шалости своих подчиненных смотрел сквозь пальцы, ибо от природы сам был шаловлив, - и выпить не дурак, и до женского пола большой любитель.