Беломорско-Балтийский канал имени Сталина
Шрифт:
Это нехорошо, когда на трассе появляются блатные слова.
Блатные слова отделяют лагерника от всей страны, делают его человеком отдельной нации, отдельной социальной группировки.
Человек, который «стучит по блату», перестает быть советским гражданином.
Слово «туфта» зажило на трассе, стало ходячей монетой.
Раз поймали на туфте большую бригаду попов четвертого отделения.
У них был запутанный участок на границе скалы и мягкого грунта — место очень трудно поддавалось обмеру.
Попов было около 40 человек, люди это были немолодые, их свели в одну бригаду
Попы работали хорошо. Потом стали давать такие сводки о работе, что пришлось ехать проверять. Проверили, оказалось, что попы натуфтили. У них сняли старого бригадира и поставили нового из их же среды, по фамилии, кажется, Крестовоздвиженского.
Отнеслись ко всему этому спокойно.
На трассе холодало, у людей было мирное настроение, все казалось в порядке, и отдельные случаи прорывов рассказывались как анекдот. По радио в Москву шли спокойные сводки. На вопросы Москвы отвечали подчас не без уверенного благодушия. Но в Москве не склонны были к спокойствию и к благодушию.
Осень мало изменяет вид Медвежьей горы: так же стоят сосны, так же желтеет песок, так же сине Онежское озеро, так же дует северный ветер и угрюмо на склонах гор вдали сереет камень.
На клумбы, на землю перед двухэтажным зданием штаба строительства неожиданно лег первый снег.
Все заговорили о бетоне и о зиме.
По снегу, оставляя темные следы, идут от клуба два человека.
Один из них — в маленькой, серой, суконной панамке — археолог Анциферов, рядом с ним высокий востоковед, который здесь сделался гидротехником.
Анциферов работает в качестве геолога и кроме того заведует музеем.
Ученики соседней семилетки ходят часто в музей и любовно величают Анциферова «дядя-коллектор».
Музей работает днем и ночью; ночью здесь объясняют на схемах и моделях сущность сооружений для того, чтобы утром приезжие могли связать систему котлованов, насыпей и ряжей и увидеть, как из них срастается водный путь.
Без схем, моделей, чертежей строительство непонятно.
Анциферов идет отдыхать.
«Еще в доисторические времена, — говорит геолог, — стойбища человека располагались по будущей трассе канала.
Наш канал прощупывается в веках.
Второй слева тов. И. В. Запорожец, лам. ПП ОГПУ в ЛВО, участвовавший в строительстве канала и оказавший ему большую помощь
Иольдиевое море — море опресненное — соединяло когда-то Белое и Балтийское моря.
В разные геологические эпохи разное было и расположение морей. Например высыхающий Маныч — это след притока, соединявшего Каспийское и Черное моря.
Человечество давно уже умеет комбинировать породы животных и растений и выводить новые биологические расы.
Мы занимаемся сейчас селекцией биологических периодов. Выбираем то, что нам нужно, и создаем такую комбинацию геологических величин, какая никогда не существовала в природе.
Когда-то
В результате новой науки — планирования — измени лось понятие о географии, изменился попутно и ландшафт. Изменяется природа. Восстановлен древний проток. Как говорят в лагере, „выучили природу“.
Только вот весной придет рыба метать икру. Она будет искать хода в реки, стремиться к старым порогам.
Это неправда, будто бы рыба ищет где глубже, — рыба весной ищет родину. Мы изменили природу. Что делать с рыбой?»
— Для рыбы, — ответил рыбовод, — мне сейчас поручили проектировать специальные рыбоходы.
У нас высокое качество отношения к природе. Только жалко леса. Вокруг Шавани совершенно испортили пейзаж.
— А хорошо в лесу!
В лесу оживленно, к лесу относятся не как к пейзажу. В лесу поют:
Лесорубы, отточите топоры, Поднажмите до весенней до поры. А когда придет весенняя пора, Реки сбросят покрывало изо льда, Солнце будет горячее с каждым днем, Лесосплав по-большевистски проведем.Кроме песен и стука топоров в лесу есть канцелярия, и в канцелярию ходят на службу.
В лесу получают бумаги и требования. Требования все повышаются.
Сейчас прислали бумагу:
«Заготовьте лес для ворот. Дерево должно быть мелкослойным, без видимых и невидимых сучков и малотрещиноватое. Отдельно заготовьте мелкослойный просушенный лес для деталей ворот».
На службу в канцелярию Управления идет бывший лицеист.
Он хорошо работает, но, идя на работу, надел перчатки и взял тросточку, чтобы выразить этим свое отношение к советской власти. Измениться ему очень трудно, потому что настоящее для него не имеет цены.
Он подает сейчас кучу требований седому, пожилому человеку.
Это бывший лесопромышленник. Его отец и дед работали в Карелии. Он хорошо знает, что такое мелкослойная сосна.
Сюда он прислан на десять лет. Сейчас ему сбавили срок и говорят, что он получит освобождение.
Беломорстрой — страна деревянная. Лесопромышленник — это не только торговец, но и специалист по лесу; он сообразил, что не нужно возить срубленный лес к воде, потому что вода сама придет.
Ведь они работают в зоне затопления.
Проще выкладывать лес по горизонту, с тем чтобы вода, подходя, подавала древесину по плану.
Лицеист сидит перед лесопромышленником днями. Он не может не разговаривать, хотя лесопромышленник и еврей.
— Макс Соломонович, — говорит лицеист, — я понимаю, что вы хотите свободы и поэтому работаете хорошо. Я тоже хорошо работаю, но почему вы работаете заинтересованно? Ведь не может же быть…
— Нет. Я не заинтересован в строительстве социализма и в победе его во всем мире. Этого не может быть, чтобы я был в этом заинтересован. Но на свой счет я никогда не соединил бы Белого моря с Балтийским. Такого масштаба работы, таких возможностей, такого качества работы я никогда бы не имел.