Беломорско-Балтийский канал имени Сталина

Сборник

3. Санотделу в декадный срок разработать и провести в жизнь мероприятия по наилучшему санитарному обслуживанию женщин с учетом всех потребностей. Организовать разъездную медицинскую помощь женщинам на местах.

4. Начальникам отделений совместно с начальниками ПТЧ и зав-КВЧ к 20 февраля разработать и провести в жизнь мероприятия по наиболее целесообразному использованию женщин на производстве и предприятиях. Наметить выдвижение способных и подготовленных женщин на хозяйственные и административные должности.

5. Охватить 100 процентов неграмотных женщин школами ликбеза и к 1 мая совершенно ликвидировать неграмотность заключенных

женщин.

6. Во всех женских ротах и трудколлективах организовать систематическую проработку вопросов текущей политики и максимально поднять общий уровень развития и политической сознательности женщин, ни в коем случае не допуская перебоев в этой работе.

7. Охватить профтехкурсами и бригадным ученичеством 100 процентов заключенных женщин, не имеющих квалификации, с расчетом окончания учебы к 1/V.

8. Систематически проводить разъяснительную работу среди заключенных мужчин о необходимости отношения к женщине как к человеку, равному в правовом отношении и на производстве. Особо подчеркнуть, что нездоровое, пренебрежительное отношение к женщине является позорным наследием буржуазно-помещичьего прошлого, при котором женщина является рабой и собственностью мужчины.

9. Правильно организованной системой культурно-просветительной и общественной работы повысить общее развитие и политическую сознательность женщин, укрепить трудовую и лагерную дисциплину, изжить некультурность и все уголовные привычки прошлого, подготовив лагерницу для возвращения в качестве честной и сознательной гражданки в семью трудящихся Советского союза.

Помнач ГУЛАГа

ФИРИН

Любители ругани почему-то именно при женщинах старались перещеголять друг друга бранью. Довольно. Женщины должны стать передовыми каналоармейцами. Иногда этому мешает плохой воспитатель, считающий ниже своего мужского достоинства вмешиваться в бабьи дела. Чаще всего поперек дороги лежит прошлое.

«С восьми лет я чувствовала очень скверное обращение, — говорит нам Анна Янковская, работающая на беломорстроевском отделении в Тунгуде. — Один раз мачеха просит: «Нанеси воды, я тебе дам чаю с вареньем». Я воды натаскала, а она говорит: «Нет тебе варенья, холера тебе в бок». Всем дала, а я заплакала и ушла.

Воспитанница в красном уголке читает приказ Фирина

Один раз на Еврейском базаре встретили меня мужчина и женщина. Мужчина предложил: «Иди к нам, будешь у нас за ребенком смотреть. Мы тебя обуем и оденем». Я пошла. Квартира приличная, ребенка никакого нет. Когда я спросила:

«А где же ребенок?» — они ответили: «Бабушка привезет из Днепропетровска».

Но ребенка не было.

Как-то ночью просыпаюсь и вижу — на столе деньги лежат свободно, а кругом карты блестят. Тут же вино. Хозяева с гостями говорят вроде как по-русски, но необыкновенно.

Утром я спросила хозяйку, и она мне все как есть рассказала.

Постепенно и меня обучили блатному языку, и через месяца два я стала проситься на работу. Хозяин опасался, не хотел. но потом заказал костюм, одел мальчиком, постриг и взял с собой.

В тот раз «брали» ювелирный магазин. Днем сняли восковые слепки: была такая кузница, где специально делали блатные инструменты. Но оказалось,

что войти через дверь нельзя, могли увидеть сторожа. Тогда наши вынули филенку, и я полезла в эту темноту с фонариком, там все нашла, что мне было сказано, и передавала. Главное, я боялась, что защемлюсь и обратно не пролезу. Но ничего, пролезла.

Следующий раз я уже не боялась. И так продолжалось пять лет. Наконец хозяин мой попал в допр и был приговорен к высылке в отдаленный район. Но жена изменила ему во время суда, а он от этого заболел туберкулезом, пожил три месяца и умер.

Я осталась одинокая, при разбитом корыте и пошла воровать.

Я бегала одна по квартирам — скокарем. Имела отмычки, французские кмочи, шпилера, хемычи. Практиковалась сама раньше на своих дверях.

Месяца черед четыре я попалась.

Попалась, но меня не посадили в допр, а отправили в дом малолетних преступников — реформатор. Там ни решеток, ничего абсолютно, только воспитатель, воспитательница и директор: на честность берут.

Вскоре я оттуда удрала, но сначала обокрала воспитательницу.

Побыла на свободе полтора месяца и опять к ним. Меня простили и оставили. Я побыла две недели, подметила, где воспитательница кладет вещи и деньги, забрала все и ушла. И опять я к ним попала. Воспитатели были новые, а дети прежние, они меня узнали и все передали директору.

Тут мне пришили все мои прежние дела и передали меня в допр.

В допре меня поместили в камеру для малолеток. Посидела я там полтора месяца до суда, а когда повели меня на суд, знакомые мои заговорили конвойного, и я удрала. Я уехала из Киева и стала гастролировать по городам: Брянск, Конотоп, Днепропетровск, Мариуполь, Кривой Рог. Одевалась я чистенько, как «мамины дочки»: шапочка, чемоданчик, к лицу что-нибудь светлое. Мне даже вещи иногда доверяли: «Постерегите, гражданочка, будьте добры, до чего теперь везде жуликов много».

Я в то время жила хорошо: всегда деньги, квартира, но все как будто знобит, и сон очень хрупкий.

В Полтаве однако я попалась. Засыпку переживаю всегда тяжело. За три дня я чернела, как земля, есть не могла.

С центрального полтавского допра меня отправили в колонию, где я очень хорошо работала на чулочной фабрике. Я даже вольно в город ходила, но не удирала. Я всецело думала о том, как по выходе я буду работать эту чистую работу и все старое брошу: довольно тебе, Анюта, что в самом деле! Мне начальник допра слово дал, что отправит меня на государственную фабрику. А я при всем том честному слову, как золоту, верила.

Когда я освободилась, он сказал, что мест нет, придется повременить. А пока я должна пойти на месяц на общественные работы по очистке снега. Я пошла, работала за один рубль десять копеек в день, но все удерживалась и не шла воровать. Через месяц я обратилась к начальнику, а он спросил: «Что вы делали, Янковская, до ареста?» Я ответила, что воровала. Он мне сказал: «Идите обратно воровать».

У меня в глазах потемнело. Я его обозвала, как только могла, чернильницей в него бросила, я кричала: «Я у вас работала, не щадя сил, и вы мне обещали, я не знаю что. Я вам, как дура святая, верила, а вы меня воровать посылаете». Словом, я вышла от него за приврат такой же воровкой, как вошла. Мне казалось, что нет справедливости и нечего исправляться. Уже через шесть месяцев узнала от «своих», что тот начальник допра задержан как бывший белогвардеец. Но мне уже это было поздно. Я опять жила, как раньше.