Белорские хроники (сборник)
Шрифт:
Трий обернулся и увидел шесть пар с надеждой уставившихся на него глаз: придворного чародея, которому не терпелось опробовать новое заклинание, удачливых ловцов, уже слышащих звон королевского золота, и самого короля, тщательно скрывающего любопытство. Лесса, прикусив губу, смотрела в землю.
Трий печально потрепал коня по шее и покачал головой:
– Увы, совершенно не похож!
Капкан для некроманта
Луна
Рыжая псина, дремлющая частично под крыльцом (хвост - вещь нежная, надо его беречь), а частично снаружи (свежий воздух, к тому же вдруг есть позовут?), приподняла голову, принюхалась, зевнула и деловито сдала задом, прячась целиком. Не то чтобы она кого-то боялась, а так, на всякий случай. И вообще, разве порядочная собака не может просто замерзнуть?
У задней стены дома, полускрытая кустами орешника, стояла лестница. Но четырем когтистым лапам удобнее взбираться прямо по бревнам.
Распахнутое окно второго этажа чуть слышно поскрипывало ставнями. Тонкие занавески выбились из-за подоконника и плескались на ветру, как застрявшее в проеме привидение, а в стоящей под окном кровати по всем канонам жанра полагалось безмятежно почивать средь подушек и розовых лепестков прелестной златокудрой девице в кружевной рубашке до пят.
Подушки были. Розы - тоже, дюжины полторы, небрежно засунутые в щербатый кувшин с водой, слишком для них короткий. Рубашка висела на спинке стула, подменяя кружева дырами, рядом полулежали сапоги, а в кровати дрых, то есть почивал, укрывшись углом простыни, худой черноволосый мужчина.
Тень втянулась в окошко вслед за хозяйкой, карающим мечом пала на спящего и начала расползаться по нему с самыми гнусными намерениями. Шевелящиеся от нетерпения когти уже почти коснулись смуглой кожи, как вдруг мужчина сладко потянулся, окончательно сбивая простыню, и, неожиданно обхватив меня за шею, смачно впился губами в оскаленную морду.
– Ну наконец-то! Мне уже становилось холодно и одиноко в этой огромной постели...
– Эй, ты чего?!
– Я ошалело попятилась, фыркая и мотая головой.
– Дай я хоть ипостась сменю!
– Зачем? Так даже оригинальнее.
– Извращенец!
– Я все-таки вырвалась, скатилась на пол и сердито встряхнулась.
– Все белье в шерсти будет... Ты когда приехал?
– Сегодня вечером.
– Верес заложил руки за голову, дразня меня нарочито алчным взглядом - как будто не только раздевающим, но и ощипывающим.
– И где полночи шлялся?
– Изменял тебе с другой нежитью, разумеется.
Я невежливо показала хвост его довольной ухмылке. До сих пор не люблю при нем превращаться, но уже по другой причине: перетекающая в лицо морда имеет обыкновение производить на зрителей такое сильное впечатление, что самой иногда в кошмарах снится. Со спины еще терпимо.
– Ну погоди, вот сейчас дух переведу и кинусь тебя душить из ревности...- Теперь и голос звучал чище, и усилий для разговора приходилось прилагать меньше. А чтобы Верес не посчитал
Несколько минут мы со сдавленным рычанием и хохотом катались по постели, потом замерли в обнимку, целуясь уже по-настоящему. Наконец я со счастливым вздохом спрятала лицо у него на груди. Боги, как же я соскучилась! Так бы вечно и лежала, вдыхая знакомый запах и прячась в нем от окружающего мира... Не хотелось ни о чем расспрашивать, ничего рассказывать - просто наслаждаться безмятежным покоем.
Верес к решительным действиям тоже не переходил, да и вообще, похоже, начал задремывать, заполучив такую уютную грелку в моем лице и прочем теле.
– Эй, а кто только что грозился надругаться над бедной нежитью?!
– возмутилась я, приподнимаясь на локте. Мне самой дико хотелось спать, но поддразнить мужчину - еще сильнее.
– Давай утром, а?
– чуть виновато предложил Верес, подбирая простыню и натягивая ее до самых подмышек.
– Я только что с кладбища вернулся.
Я легонько куснула его за ухо.
– Надо же, а с виду как живой!
– Только с виду. Видишь ли, меня поставили перед жестоким выбором: либо я резво бегаю и много колдую, либо наслаждаюсь вечным покоем в одной из могилок. Вот я и подумал, что отдохнуть еще успею.
– Ты же некромант, - ехидно заметила я.
– Ты должен уметь поднимать все!
Конец фразы смазался зевком, и колдун, усмехнувшись, провел ладонью по моим распущенным волосам, мягко заметив:
– Шел, ты дурачишься.
– Угу, - согласилась я, снова утыкаясь носом ему в шею. Потом легонько тронула ее губами и почувствовала, как крепче сжалась обхватывающая меня рука. Не сказать чтобы удобно, зато приятно. Ладно уж, пусть держит, во сне все равно отодвинемся и уляжемся поудобнее...
Утро началось со стонов и ругани - ни колдун руку не убрал, ни я не откатилась. В итоге рабочая некромантская конечность затекла до полной потери чувствительности, а у меня, напротив, так ныла шея, словно по ней стукнули поленом.
– Ночь любви, чтоб ее!..
– сердито шипела я, пытаясь одновременно удерживаться от мата и смеха.
– Не разогнуться...
– Значит, удалась!
– глубокомысленно заметил Верес, но тут рука очнулась и ему стало не до сарказма.
Я потянулась за висящим под «кружевной» рубашкой халатом, но меня бесцеремонно опрокинули обратно на кровать, предложив «давай поцелую в мордочку, и все пройдет», действительно поцеловали, я замурлыкала, и как-то незаметно выяснилось, что рука у Вереса тоже прошла, да и вообще он прекрасно себя чувствует... даже очень прекрасно... можно даже сказать, изумительно... ох!..
– Ой, а чем тут у нас мама с папой занимаются?
– вкрадчиво поинтересовались от двери.
Мы смутились и заниматься прекратили. На пороге, кокетливо отставив голую ножку (да и верх в полупрозрачном халатике на одной завязочке считался лишь условно прикрытым), стояла дриада, умудряясь казаться соблазнительной даже с восьмимесячным ребенком на руках. Ревновать я, конечно, не стала, но оценила.