Белоснежка, 7 рыцарей и хромой дракон
Шрифт:
– Обломитесь, парни. Это моя богиня, - скромно сказал «клетчатый», глаза его довольно блестели, - я последнее время интересуюсь больше не модельным, а киношным форматом.
– Продашь?
Я побагровела. Да кто им дал право…
– Ни за что. Будет дома валяться и мое греть мое эго.
«Клетчатый» сделал шаг и аккуратно забрал из моей руки статуэтку. Но назад отойти даже не попытался:
– Вы прямо ночная нимфа. Насколько понимаю, сбежали от ужасных привидений и искали чем защищаться? Возможно, это знак. Сама крылатая Ника, мой приз и моя грандиозная гордость,
Последние слова он буквально мурлыкал. Я невольно покраснела. Значит, вот что за богиня! Телевизионная Ника. Скорее всего «клетчатый» продюсировал проект и получил как приз статуэтку. А я-то расплывалась от удовольствия.
– Твоя, Эдик, грандиозная гордость в ее руках? Сарочка, не пугайтесь, там гордости той только поговорить, - владелец пижамы оттащил клетчатого от меня за локоток, - здесь все, кроме меня, болтают, словно от психоаналитика не выходят. Зато перед собой, душечка, вы видите образец деятельного человека. Как насчет вместе с утра прогуляться до важного для здоровья завтрака?
Эти двое похожи на жеребцов на выгоне, каждый красуется, гарцует. Зато Сухоревский и Полунин смотрели зло.
Игорь Владимирович не сводил взгляда с моей груди, отчего-то наливаясь кровью. Причем по уровням, как градусник в горячке. Сначала его накрыло по шею. Потом спонсор побагровел по щеки. Теперь затягивало глаза.
– Отпустите девушку, - выдавил он, - наигрались и хватит. Вы же видите, она сама не своя. Милая, вам в свою комнату пора, правильно? Идите и больше голой от привидений не бегайте, иначе мы запасного белья не напасемся. Там ваши подружки, даже в более прозрачные намеки одетые, кстати, такие прозрачные, что и намеком назвать только слепой может, однако разбежались исключительно по этажу. Да Артему на руки.
Я зыркнула на Полунина.
– Не надо, - остановил меня Сухоревский, отчего-то решив, что я тоже буду разбегаться на директора. – Артема обычно на всех хватает, но лучше не сегодня, у нас партия не закончена.
Мне стало очень обидно. Я – не богиня, ладно, простим временные заблуждения уставших к вечеру мужчин. Но признать достаточно невменяемой, чтобы бегать обнаженной, спасаясь от неизвестных привидений… Бредятина какая-то. А возразить я ничего не могу, потому что мои объяснения еще более безумны.
И - вишенка на торте сегодняшнего вечера - Барчука, оказывается, на всех хватает, скотину безразмерного.
– Это было ужасное недоразумение, - твердо сказала я и сняла тапочки, затем аккуратно выкинула курицу в коридорную урну, - я постараюсь больше не ошибаться этажом. Пижаму, с вашего разрешения, передам через горничную. Спокойной ночи!
И быстро-быстро, пока они не опомнились, пошла к лестнице.
Ступени потоком летели под ногами, сливаясь в коричневую ребристую ленту. Я почувствовала себя безумной белкой в игрушечном барабане. Происходит что-то странное, но я не успеваю остановиться и подумать, приходится продолжать движение, чтобы не поломать ноги.
Вылетев на свой этаж, я почти пробежала до поворота, громко шлепая по холодному мрамору. Схватилась за ручку своей двери, дернула. И - оттуда дохнуло прохладным
Закрыв дверь второй раз, я несколько минут постояла, пытаясь успокоиться, шумно дыша через нос. Омм. Омм.
– Саша, вам помочь?
Мои каменно сжатые ладони крупно задрожали. Сил оборачиваться не было.
Осторожно, словно боясь вспугнуть, мужские руки легли на плечи.
– Обидели? Ты была и так испугана, а тут мы со своими подтруниваниями. Извини, это следствие дурной привычки, постоянно друг над другом шутим.
Я молча кивнула головой, принимая извинения.
Полунин развернул меня и прижал лицом к себе, погладил по голове, очень деликатно, еле касаясь. Так мы и стояли. Я дрожала. А он гладил. Скользил пальцами по спутанным, еще влажным после душа прядям, мягко, словно перышко – по плечам, тепло – по предплечьям. Потом обхватил мои холодные, до сих пор сжатые пальцы и подул.
Я оттаивала, еще подрагивая, но уже согреваясь в горячих заботливых объятиях. Устаиваясь удобнее. Уже втискиваясь носом в загорелую надежную шею, еле заметно пахнущую коньяком и яблоками.
Сцепленные ладони, наконец, разжались, очень удобно пристраиваясь у Артема на груди, прижимаясь к тонкой ткани рубашки.
Меня подхватили на руки. Я понимала, что не первую и не последнюю вот так легко поднимает опытный харизматичный мужчина. Но я устала. И еще мне нравилось, как он на меня смотрел. Тогда, в ресторане. И недавно в коридоре. Вообще нравилось, как смотрит.
А сейчас Артем открыл за меня дверь. Героический поступок. Теперь я понимаю, почему перед девушками надо открывать дверь.
Двери – страшные.
Пусть для многих двери олицетворяют возможности, для меня они стали опасностью, неизвестной, пугающей западней. Мне нужно с ними разобраться. Убрать из своей жизни или использовать как новый ресурс. Освоить волшебный талант словно дополнительную руку или ногу, но, в любом случае, взять под полный контроль.
Полунин внес меня, уже с закрытыми глазами, клюющую носом, в комнату и положил на кровать. Сквозь патоку дремы я подумала, что не хочу, чтобы он уходил. Он стоял, наклонившись и подушечкой пальца разглаживая вертикальную напряженную морщинку между моих бровей. А потом я уснула.
И мне приснилась странная фраза:
– Прости, девочка, но я дал себе слово.
На третьем этаже...
– Парни, - сорокапятилетний Ципперсон, «парень и Серега» только для близких друзей, трижды разведенный свободный как ветер хищник, великолепный аналитик и прожженный игрок, знал, как важно первым метить территорию, - девочка моя.
– Поборемся, - заявил Эдуард Балакирев. Многих красоток он возводил на шоу олимп, его протеже играли в фильмах, пели на международных конкурсах, вели передачи на телевиденье. И редкий бриллиант он определял сразу: по растерянности глаз, смешливости губ, легкой искристости ответов и осторожности молчания.