Белоснежка: Демон под кожей
Шрифт:
Милен хотелось провалиться сквозь землю, и бессилие от того, что ни Поль, ни Бэт не понимают, как ей сейчас тяжело, удручало. Она не могла без содрогания даже думать о Жано, а пойти на его праздник, улыбаться как ни в чем не бывало, было выше ее сил. Мила понимала, что никакие ее доводы не смогут убедить Поля и пойти придется, но чувство самосохранения не давало понять очевидное, продолжая свои нелепые попытки съехать с темы.
– Поль, давай поговорим вдвоем. Не обижайся, – бросила она Бэт и, взяв парня под руку, направилась в спальню.
Оставшись наедине, Милен с совершенно серьезным видом повернулась к Полю и, приложив указательный палец к его губам, чтобы он не перебивал, начала:
– Малыш, я знаю, что подвела
– У тебя два часа. Я пока съезжу заберу подарок.
Он не дал ей возможности сказать что-то еще и быстро вышел в коридор.
Через пару минут хлопнула входная дверь и в комнату медленно вошла Бэт.
– Колись.
Она сложила руки на груди и, опершись плечом на дверной косяк, внимательно смотрела на растерянную Милу.
– Слушай, хоть ты не начинай, а, – раздраженно бросила Милен.
Она подошла к туалетному столику, схватила с него расчёску и начала водить ей по еще влажным волосам с такой силой, что с противным щелканьем от нее стали отлетать пластиковые «зубья». Затем со злостью швырнула ее обратно на столик, сбив пару высоких склянок с кремом, и, упав на пуфик, закрыла лицо руками.
– Может быть, ты успокоишься и объяснишь наконец, что происходит? – совершенно спокойно сказала Бэт, продолжая со своего места наблюдать истерику Милы.
– По-моему, мне кранты, – обреченно произнесла Милен и замолчала, безвольно свесив голову, не зная, куда деть наполненные слезами глаза.
Бэт подсела к ней на пуф, беспардонно пихнув ее бедром, заставляя подвинуться.
– Ты же знаешь, я та еще дрянь, но еще я – твоя самая лучшая подруга, – начала она, – мы сестренки, помнишь? Она всматривалась в опушенное лицо Милы, пытаясь вызвать хоть какую-нибудь реакцию. И когда та, шмыгая носом, закивала, продолжила:
– Нет ничего, что бы мы не сделали друг для друга. Ты знаешь, что твой секрет будет в безопасности, как в банковской ячейке.
Мила знала об этом и без напоминаний подруги, но весь ужас от того, что сейчас и Бэт будет в курсе ее постыдного поведения, убивал ее.
– Слушай, так не пойдет. Ты вся на нервах. Давай поговорим, тебе легче станет.
– Я сделала то, чего никогда и ни при каких обстоятельствах делать было нельзя.
– Человека, что ли, убила? – с обидной снисходительностью уточнила Бэт.
– Я приехала к нему вчера ночью, – сбивчиво начала Милен, – ну, и… – она вдруг закрыла лицо ладонями и разрыдалась, неслабо удивив Бэт.
Она обняла вздрагивающую от рыданий подругу за плечи.
– Ну, ну… ты что? Переспала с отцом Поля, что ли? – нараспев уточнила она. – Думаю, что все не так страшно, – Бетти неуверенно улыбнулась. Она в первый раз видела подругу плачущей. – Я-то думала…
– Ты не понимаешь, – всхлипывала Милен.
– Ну, конечно я не понимаю, – успокаивала подругу Бэт, гладя ее по спине. – Он отец твоего жениха, а ты пьяная дура. С кем не бывает.
Бэт, как всегда, была сама тактичность, выбирая словечки «помягче», чтобы не ранить чувства подруги. Она знала, что Мила не терпела жалости к себе. Конечно, процесс поддержки подруги со стороны выглядел жестоко, но действовал безотказно.
– Да ты не понимаешь… – с новой силой завыла Милен. Она дергала плечами, стараясь сбросить с себя руки Бетти.
– Шшш, ну не надо так, прости.
– Дело же не в том, что я с ним… что я … а…– икала Мила. – Я же … – и она разразилась новой порцией рыданий.
– Так, хорош. В конце-то концов. Мало того, что с бодуна, еще и с опухшими красными глазами припрешься на праздник?
Не знаю, что именно привело Милу в чувства, – то ли строгий тон подруги, то ли аргумент в пользу опухших глаз – но Мила тут же замолчала и, повсхлипывав и поикав еще минут пять, совершенно успокоилась.
– Все, актриса драмы и трагедии? – спросила Бэт. – Успокоилась? А теперь по существу. Влюбилась, да?
Мила подняла на нее упреждающий взгляд и, опасаясь нового витка рыданий, Бэт решила повременить с расспросами.
– Да ладно, я тебя в первый раз плачущей вижу. Не думаю, что все эти слезы из-за случайного перепихона.
Мила опустила голову, невольно соглашаясь с подругой.
– Так. Давай умойся, а потом я тебя накрашу так, что твой Ромео дар речи потеряет, – оптимистично заявила Бэт.
Проигнорировав упрек во взгляде Милен, она все же вынудила ее оторвать задницу от пуфа и пойти умыться. После чего оценила площадь нанесенного неожиданной истерикой ущерба и с энтузиазмом, пугающим Милен до пустоты в животе, принялась к созданию образа юной и невинной Джульетты.
Через час с небольшим она придирчиво оглядывала результат своих трудов и, удовлетворительно кивнув, развернула подругу к зеркалу.
– Однако, – вырвалось у Милен. – По крайней мере прибить за вчерашнее непотребство точно рука не поднимется.
Из зеркала на нее смотрела юная нимфа: свежая и невинная, чего она точно не могла сказать об оригинале. Но развить эту мысль до очередной слезливой драмы ей не дал настойчивый стук в дверь.
* * *
Всю дорогу до дома родителей Поль пребывал в раздраженно-задумчивом настроении. Он ни разу даже не взглянул на Милен, которая тоже была словно в тумане, срочно пытаясь настроиться на положительную волну, но стоило ей вспомнить о виновнике торжества, как все ее потуги заканчивались дрожью в коленях. Не помогало даже успокоительное, которым напоила ее Бэт. Поля раздражало ее молчание, и в тоже время он боялся, что она заговорит. Эта ее отрешенность в последнее время пугала его и радовала одновременно. Он влюбился. Влюбился, казалось, на всю жизнь. По крайней мере, такого с ним еще никогда не случалось, и этим он словно предавал ее – девушку, которая совсем скоро должна стать его женой. Это странное ощущение лжи, которого и в помине не было, когда они обговаривали все пункты своего договора, сейчас, как камень на груди, тянул его на самое дно отчаянья. Теперь он будет вынужден врать. Всем: и отцу, которому так стремился угодить, и матери, которая будет ждать от этого союза внуков, которых у нее никогда не будет, Милен, которую он, как ни странно, будет ненавидеть больше все остальных, даже больше отца, который, по сути, и толкает их сейчас к этому злополучному шагу. Ненавидеть за свою холодность, за свою неправильность. Ведь он не сомневался, что любил ее тепло, нежно, но, когда собирался сделать следующий шаг в их отношениях, его словно клинило. Он всматривался в ее почти совершенное тело, ее красивое лицо, стараясь возбудить себя, но все эти потуги, в конце концов, вызывали лишь душное бессилие. Ему казалось, что им просто нужно немного больше времени, и все придет: и желание, и страсть. Но сейчас, когда он встретил Эмиля, все это безумие, эта любовная горячка погребли под собой все его надежды на тихую семейную жизнь, и осознание собственной «неправильности», снова, как много лет назад, стало тревожить душу, вызывая отторжение. Теперь она словно обличала его во лжи, во лжи себе самому. Она – которая ему ближе всех на свете, которая поймет и примет любым. Она – как напоминание о том, что он никогда не станет «нормальным». Она – рядом с которой он сейчас чувствовал себя, как с кем-то только что убитым им, и это отвратительное чувство презрения к себе растекалось внутри липкой лужей.