Белые мыши
Шрифт:
– Видишь, в каком она состоянии? – говорит Фрэд. – Ей нужна собственная костюмерша, а у нас рук не хватает. Займись-ка ею.
Когда я принимаюсь за платье Биби, пытаясь сообразить, как распускаются тесемки, Фрэд подзывает взмахом руки испуганную итальянку, показывает ей на меня и на быстром итальянском отдает несколько распоряжений. Итальянка вручает мне листок с именем Биби наверху. Мне надлежит следить за расписанием и выпускать Биби на подиум в нужном туалете и в нужное время. Ей предстоит вот-вот вернуться туда, а я не знаю, сколько у меня времени – минута или тридцать секунд – на то, чтобы вытащить ее из платья и облачить в брючный костюм. Я почти сдираю с Биби платье и в поисках места за кулисами волоку ее мимо людей, занятых примерно тем же, чем я. Осано бесчинствует, норовя руководить всем сразу. Он молча тычет в меня пальцем, отправляя, будто регулировщик движения, влево. Подчиняясь его указаниям, ставлю Биби третьей в очередь на подиум.
Она прекрасна, но слишком накрашена, макияж ее похож на размазанный по лицу подсохший на коже клей, если не сперму. Впечатление это несколько скрадывается дымком от сигареты, которую Биби отобрала у стоящей впереди нее манекенщицы. Я позволяю ей затянуться разок, потом отбираю сигарету и каблуком гашу ее об пол. Заставляю Биби влезть в брюки и, застегнув ремень, начинаю прилаживать ей на плечи пиджак. Что-то не так; груди Биби почти вываливаются наружу – достижение, при ее плоскогрудости, немалое. Ухватив Биби под мышки, верчу ее, пытаясь понять, в чем дело. Шов на спине пиджака разошелся, кто-то кое-как прихватил его ниткой. Провожу ладонью изнутри, между тканью и холодной испариной на спине Биби. Там болтается какой-то лоскут. Стало быть, пиджак уже перешивали на скорую руку, пытаясь подогнать его по фигуре Биби. И похоже, пока это делалось, Биби и свалилась. То, что стежки разъехались вкривь и вкось, не так уж и важно, публика этого, скорее всего, не заметит. Я задираю пиджак сзади, чтобы еще раз взглянуть на брюки, и обнаруживаю, что те стянуты английской булавкой. Ладно, не заметят и этого, полы у пиджака длинные. Биби боса, и я заглядываю в выданный мне список, проверяя, полагается ли ей обувь, – там на этот счет ничего не сказано. Ноги у Биби длинные, тонкие, косточки на ступнях торчат, точно когти. Приглядевшись к ним, я кое-что замечаю. Вдоль пальцев тянется ссадина и даже засохшая полоска крови. Это что же она за обувь такую носила?
У выхода на сцену Биби вдруг обмякает. Я провожу пальцем по ее позвоночнику и говорю:
– Спину держи.
И чувствую себя при этом суровой учительницей танцевальной школы из книжки для девочек.
– Сигарету хочу, – говорит Биби.
– Я прикурю ее для тебя и буду ждать, когда ты вернешься, – и я подпихиваю ее вперед.
Биби относит в угол между сценой и подиумом, прямо на черную манекенщицу в еще одном строгом костюме. Отыскав центральную линию подиума, Биби, похоже, сосредотачивается. Возможно, она наугад выбирает точку впереди и использует ее как навигационный ориентир, возможно, цепляется, когда срабатывает вспышка, взглядом за одну из камер. Что бы это ни было, оно срабатывает. На сей раз Биби, такая же высокая и осанистая, как черная модель перед ней, движется лучше.
Выпрашиваю у одной из гримерш сигарету, раскуриваю ее для Биби. Когда она появляется за кулисами, я подношу сигарету к ее губам. Кажется, что Биби просто делает вдох, – сигарета вскакивает ей в губы и застывает меж ними.
Следующие десять минут я работаю как собака. Ну, может, не как собака. Но и не как кутюрье. Карманы моих спортивных брюк наполняются нитяными шпульками и коробочками с булавками; подол майки утыкан иголками с уже вдетыми нитками – так их легче вытаскивать, чтобы поправить одежду Биби. Туалетов для нее осталось всего-то два предмета, да только шили их не на Биби, а репетиции и подгонки она пропустила. Впрочем, Биби податлива, работать с ней – все равно что с покорным ребенком. Шестой британский размер, даром что росту в ней почти шесть футов. Я облачаю ее в легкую ткань, стараясь разобраться в геометрии нарядов Осано, в его замысле. Похоже, он хотел показать тело, и я начинаю гадать, стоит ли так откровенно выставлять напоказ тело Биби, состоящее главным образом из костей. Однако, снова выходя на подиум, Биби выглядит еще более собранной. И способной продемонстрировать тело, во всяком случае идею его – самого тела ей явно недостает.
Последний ее наряд – вечернее платье. Линии его – возвращение к белым накидкам, которыми начинался показ. Не уверен, что мне удастся подогнать платье по фигуре Биби, – я все не могу сообразить, как подтянуть шнуровку, чтобы платье с нее не свалилось. Неплохо бы увидеть на ком-то такое же, тогда я смог бы разобраться в его устройстве. Я веду полуодетую Биби к кулисам в надежде, что мне поможет кто-нибудь из итальянцев Осано. А нахожу самого Осано.
Ухватив полную пригоршню шнурков, он стягивает перед платья на плоской груди Биби.
– Вот, в этом роде.
Ну, до этого я и сам бы додумался. Я же не собирался отправить ее на подиум с титьками наружу и волочащейся сзади тесьмой.
– Ага. И что дальше?
Осано отвечает:
– Это не моя модель. Так что не знаю.
– А кто знает?
То, что эскиз платья сделан не им, меня удивляет. Вообще-то дизайнеры обычно отстраняются от смешанных коллекций, как и от коллекций прет-а-порте, – ну, может, иногда зададут тему и даже спроектируют один-два предмета. Что до остального, всегда находятся никому не известные выпускники дизайнерских школ, жаждущие пробиться наверх. Даже Донателла делала кое-что для Версаче, когда о ней никто и слыхом не слыхивал. Однако я думал, что линия от кутюр требует полного внимания со стороны человека, именем которого она названа.
Осано бросает еще один взгляд на паутину тесемок, украшающую спину Биби. Он снова дергает за них, мотая Биби туда-сюда, как марионетку. Потом толкает ее в спину, препоручая мне.
И говорит:
– Все, я спекся. Как я на твой взгляд?
Я трясу головой: «На мой взгляд?» Мне непонятно, почему он переводит разговор с Биби на себя.
– Мне сейчас кланяться выходить, болван. Как я выгляжу? Заметно, что я спекся?
Он человек средних лет, не так чтобы в форме. Мог бы выглядеть и получше. С другой стороны, Александр Маккуин выходит на поклоны в старых джинсах, сползающих с его пивного брюшка.
Я оглядываю Осано, одновременно копошась в спине Биби.
– Костюм у тебя никудышный. Как будто ты в нем и спал. Другой есть?
– В отеле. Только эта шалава, Луиза, облевала его в Нью-Йорке.
Я едва-едва начал разбираться в шнуровке. И теперь чуть не выпускаю ее из рук. Осано до того погружен в собственные переживания, что даже не заметил, как обидел меня. Но тут он извиняется – или вроде того.
– А, ну да, твоя сестра. Ее стошнило. А у меня не было времени почистить костюм.
Я принимаю извинения Осано. Я все еще панически боюсь испортить шоу. Биби наконец зашнурована. Осталось найти костюм для Осано.
– Я видел, Фрэд пришел с чехлом для костюма. Наверное, собирался переодеться к приему.
– Фрэд, чтоб его… – Осано на мгновение задумывается. – Ладно. Спроси у него.
Фрэда поблизости не видно. Я прочесываю все помещение, заглядываю на кухню. Охранники еще там, стоят полукругом между холодильниками и лифтом. Из середины полукруга выделяется Фрэд, идет в мою сторону.
– В чем дело?
– Осано нужно выйти на поклоны. Я подумал, нельзя ли позаимствовать для него твой костюм?
Фрэд пожевывает изнутри щеку.
– Как по-твоему, сможешь ты добиться, чтобы он не потел?
– Не думаю.
– Ладно. Костюм в мужской уборной. Ты его сразу заметишь.
Охранники уставились на меня, на пятерых из них одинаковые авиаторские куртки. Я киваю, прохожу рестораном в мужской туалет. Это, должно быть, самое тихое во всем здании место – находится оно в пределах одежной зоны, а кроме меня, Осано и Фрэда, ни один мужчина в показе не занят. И все-таки здесь не совсем пусто – на раковину умывальника присела женщина в вечернем платье. Сидит она сгорбившись, спиной ко мне. Платье на ней кремовое, с лентой, диагонально спускающейся с плеча. Вот она, тога, думаю я. И узнаю Луизу. Она вытирает ватным тампоном пол между своими ступнями.