Белые мыши
Шрифт:
– Тогда сволочь Этьен, не предупредив, всучил мне девяностопроцентный героин.
Я начинаю думать, что, возможно, Этьен действительно желал ей смерти. Но не говорю этого, а только глубоко засовываю руку в матрас.
– Ты его и вправду прикончила.
– Хотела всю кровать выпотрошить, да притомилась. – Луиза потягивается, приподнимая край простыни. – Наверное, перетрудилась.
Я ощущаю такую усталость, что, пожалуй, мог бы завалиться спать прямо на руинах ее кровати, да только кровать не ее, а Этьена. Впрочем, ничто в номере не указывает, что он вообще здесь побывал – не видно ни одежды, ни кофров с фотоаппаратурой. Похоже, Луиза права, Этьен ушел насовсем.
–
– Зачем?
– Чтобы вернуться домой.
– Я не собираюсь домой. Осано сказал, что до показов в Нью-Йорке я могу пожить у него в Милане.
Ушам своим не верю.
– Не делай этого, Луиза. Тебе необходимо отдохнуть.
– Если ты так за меня беспокоишься, поезжай со мной. – Тут она замечает на кровати принесенную мной газету. – Там наши фотографии есть?
Надо ее как-то притормозить, уж больно быстро меняются ее настроения. До показов в Нью-Йорке еще две недели, не пасти же мне ее все это время.
– Я не могу поехать с тобой, Луиза, мне скоро в колледж возвращаться.
Интересно, можно ли по суду отдать под опеку человека двадцати трех лет, существует ли законный способ посадить Луизу под замок? Я говорю:
– Луиза, прошу тебя. Поедем домой.
– Не возвращайся в Корнуолл. – Луиза выпевает это на мотив «Не возвращайся в Роквил», песенки группы «РЭМ». Берет газету, листает ее, продолжая напевать: – Не возвращайся в Кор-ну-олл. О, вот и мы.
Она отпускает угол листа, газета раскрывается, и я вижу фото: мы с Луизой стоим, скосившись на камеру.
– Ну, разве мы не премилые, дорогуша?
– Я все-таки позвоню врачу, – говорю я.
Луиза взмахивает газетой у меня перед носом.
– В чем дело? У тебя появилась мания?
Она снова взмахивает газетой, резче и ближе к моему носу. Газету я отбиваю, но слишком поздно. Луиза уже держит телефон в одной руке, обвив его провод вокруг другой.
Я протягиваю руку, как будто и впрямь верю, что она так вот просто отдаст мне трубку.
Луиза улыбается и сильно дергает провод слева направо. Провод остается в стене. Вид у Луизы почти озадаченный. В кино этот фокус всегда срабатывает. Делает еще одну попытку, однако провод не поддается. Только простыня сваливается с Луизы, поскольку она больше не придерживает ткань локтями. И пока Луиза оглядывает себя, я вырываю у нее телефон.
Я уже нажимаю первую кнопку, когда Луиза вдруг бросается в сторону. Взгляд мой сам собой следует за нею, подхваченный скоростью, с которой движется ее голое тело. И я вспоминаю про нож.
Выронив телефон, прыгаю вперед. Пальцы Луизы смыкаются на пластиковой рукоятке. И когда я плюхаюсь на пол, она отдергивает нож. Приземляюсь я на колено, на то, которое повредил, катаясь на скейте. Боль продирает все мое тело. Из глаз брызжут слезы, мне не удается их удержать. На другом конце комнаты Луиза старательно заворачивается в простыню. И перерезает провод.
Я ложусь на живот. Прямо под грудью у меня мобильник, про который она забыла.
Впрочем, Луиза быстро вспоминает о нем.
– Отдай телефон, Джейми.
– Не отдам.
Я стискиваю зубы. Боль возвращается, утекая из головы и спины, чтобы снова заняться коленом.
– Отдай телефон. – Она уже стоит надо мной с ножом в руке.
– А что ты сделаешь? Зарежешь меня?
Воображаю, как нож вонзается мне под лопатку.
Ощущение это зеркально отражается впившимся мне в грудь твердым углом телефона. Лежу, не шевелясь.
Луиза пинает меня. Ну, это ерунда. Она боса и вряд ли причинит мне большую боль, чем уже причиняет колено. Я поплотнее прижимаюсь
– Отдай, Джейми.
Я и говорить-то с ней не хочу. Сказать все равно нечего.
– Ну и хрен с тобой. Я еду в Милан, а не в Корнуолл. – Она еще пару раз пинает меня, потом отходит. – И ты со мной.
Я слушаю, как она расхаживает вокруг. Потом раздается шорох, скрип кроватных пружин. Видимо, Луиза решила еще разок взглянуть на свою фотографию в газете. Приподнявшись, я беру телефон, продолжая прикрывать его телом. Жидкокристаллический экранчик освещается. Семнадцать пропущенных вызовов, сообщает он. Несколько секунд я пялюсь на него и наконец соображаю, что это мобильник Стэна. Я так старался не думать о нем, что не заметил, как потерял его. Или как его сперла Луиза.
За спиной у меня Луиза поднимается на ноги.
– Ну и жуткие же фотографии! Мы с тобой смахиваем на гулящих девок. Теперь мне и вправду никакая карьера не светит.
Ступни ее резво топочут по ковру, хлопает дверь ванной. Минуты две я остаюсь лежать, опасаясь ее возвращения. Потом осторожно приподнимаюсь, чтобы просмотреть пропущенные вызовы. Все сделаны с разных номеров: наверное, Стэн дозванивался до меня из телефонных будок. На показе я его не видел, скорее всего, и на прием он не попал. Чемодан мой, должно быть, так и лежит на Северном вокзале, а в нем единственная чистая одежда, какая у меня есть. Рубашка и штаны уже почти два дня как на мне, и ощущение от них не самое приятное. Может быть, Стэн еще рядом с последним в списке телефоном.
Нажимаю «обратный вызов».
– Centrale, – отвечает голос француженки-телефонистки центра обслуживания вызовов. – Qui? [14]
– Je churches David Stanley, –говорю я. – Pardon. Qui est l`a? [15]
– La Pr'efecture Centrale, monsieur, – терпеливо сообщает женский голос. – La Police. [16]
14
Центральная… Да? (фр.)
15
Я ищу Дэвида Станли… Простите. Это кто? (фр.)
16
Центральная префектура, месье… Полиция. (фр.)
Я отсоединяюсь.
Луиза возвращается в комнату.
– Читал? Коллекцию Осано свистнули этой ночью. – Она перебирает пальцами страницы газеты. – И какой-то англичанин помогает полиции в расследовании.
6
Не знаю, как мне поступить, знаю лишь, что подумать в присутствии Луизы мне не удастся. Ее мир лишен полюсов хорошего и дурного, в нем есть только опасные и спокойные – для Луизы – места. Уходя, я в последний раз оглядываю номер. Луиза причинила ему больший ущерб, чем я – двери ее номера, и если Осано не может позволить себе оплатить ту дверь, то уж наверняка и разрушения, учиненные Луизой, окажутся ему не по карману. Тут я вспоминаю, что это номер Этьена – значит, ему и предъявят счет.