Белый дирижабль на синем море
Шрифт:
– Вот и хорошо, – не стала спорить мать, – детям нужно хорошо питаться.
В неуютных каменных казармах было промозгло и холодно. Если раньше помещения отапливались от общего генератора, то сейчас жильцы этой небольшой заставы, большей частью ссыльные, не желали тратить силы на поддержание даже собственных нужд. Вот так. Если уж свобода, то свобода во всем, даже в нежелании обслуживать самих себя.
Машина, приехавшая утром за нашей компанией, привезла с собой агитатора – молодого мужчину с совсем низким магическим уровнем. Он окинул взглядом заставу, украдкой вздохнул и прошел внутрь комплекса зданий. В его задачу входило рассказать присутствующим
Николь и Саша сели по обе стороны от матери. Надо же, как сложно. Вот она рядом, мама, которая любит их, и которую любят они. Куда же ушло то безграничное доверие, что было между ними много лет назад? Дети выросли и перестали нуждаться в матери? Или трещина возникла еще тогда, когда Николь первый раз отвезли к Зонгеру. Но мама не виновата. Что она могла? Чтобы изменилось, если бы она предупредила о его истинных намерениях? Раньше отправилась бы на эту жуткую заставу? Или исчезла бы бесследно, как папа?
– Мама, – Николь обняла грустную мать, – я так тебя люблю!
– Я тоже, доченька, я тоже.
Теперь уже Александр обнимал двух плачущих женщин. Вмести со слезами уходил и лед пробежавшего отчуждения.
Поздно вечером они приехали в Либерград – столицу Либерстэна. Здесь находился интернат, в котором жили Валя и Рэис. Распрощавшись с офицерами, любезно доставившими их до места назначения, пошли заселяться в гостиницу. В интернат являться было уже поздно.
К большому сожалению Макса, ночевать ему пришлось вместе с Александром, Николь же поселилась с мамой. Обстановка в комнате была весьма аскетичной: две узкие стандартные кровати, стол, покрытый застиранной зеленой скатертью с давно потерявшей блеск уныло висящей бахромой, два стула, шкаф с неплотно прилегающими дверцами, вот, собственно, и вся обстановка. Удобства с лаконичными буквами «М» и «Ж» располагались в разных концах длинного коридора.
Радовало, что ресторанная кухня оказалась пусть и без особых изысков, но сытной и вполне приемлемой. Мама же смотрела на столичную гостиницу с плохо скрываемым восхищением. Николь грустно улыбнулась: совсем недавно и для нее подобное показалось бы верхом роскоши. Как хорошо, что Макс, с которым им удалось уединиться на несколько сладких мгновений, не стал тратить время на то, чтобы сокрушаться убожеству местной роскоши, а молча обнял и стал жадно осыпать поцелуями, повторяя лишь одно слово: «Люблю, люблю, люблю!»
После ужина Саша пришел в комнату к маме и Николь. Им было, о чем поговорить в семейном кругу, и только сейчас для этого выдалось время. Рассказ мамы подтверждал прежние умозаключения: после того похищения одаренных детей из охраняемого интерната и загадочного исчезновения Николь – дерзкого побега к врагам Республики, как его называла местная пресса – обвинили в пособничестве всех, кто хоть как-то был связан с этими событиями. Костик был объявлен тайным любовником беглянки, нагло поправшим все законы воспроизводства, и тоже был внесен в список злейших врагов Республики. Аделаида знала, как парень был дорог Николь, и попыталась поговорить с Зонгером о нем, попросить смягчить участь парня. Дескать, она хорошо знает и дочь, и ее друга, они никогда бы не посмели нарушить законы. Женщина даже посмела кричать на отца своих детей, одновременно умоляя провести расследование: не могла ее девочка совершить то, что ей приписывается. Но в результате получила то, что получила: ей объявили, что она вольнодумка, может дурно повлиять на собственных несовершеннолетних детей, как это уже случилось со старшими, лишили материнства и отправили бессрочно на дальнюю заставу.
– Саша, а вдруг они не позволят мне с ними встретиться? – Аделаида испуганно смотрела на сына.
– Мама, думаю, мы решим этот вопрос, ты не переживай, – успокоил ее сын и, поцеловав в щеку обеих женщин, вышел.
– Ну, теперь давай рассказывай ты, – мама удобно устроилась в кровати и одарила дочь ободряющей улыбкой.
И Николь принялась рассказывать. С самого первого момента, как услышала звук тревожной сирены в тот памятный день. И о том, как ее увезли на дицикле, и о том, как она спасла раненного Сашу, и о том, как ее ранили в спину свои же, и о том, что последовало потом, осторожно обходя ее отношения с Максом. Рассказать, конечно же, придется, но как-нибудь потом, когда мама будет готова, а то на нее и так свалилось столько всего.
– А этот серьезный молчаливый человек, что повсюду вас сопровождает, он из Службы Магического Контроля? Он, как я заметила, маг, но до уровня производителя ему далеко, ведь так? Что же вас связывает?
Да, похоже, отложить разговор не удастся. На то она и мама, чтобы видеть больше, чем все.
– Мама, мне тоже сложно было многое понять. Даже не так: понять было ничего невозможно. В Империи нет Службы Магического Контроля. И государственных производителей тоже нет. Тебе придется поверить, как поверила я. Люди – любые люди: и маги и немаги – встречаются по своему усмотрению и желанию. Вступают в отношения, женятся и заводят детей. Для этого не надо никаких разрешений, нужно лишь желание двоих.
– Вот как?.. – мама надолго замолчала. Может, заснула? Нет, смотрит в одну точку и думает о чем-то.
Ладно, чего ждать, дальше признание будет сделать еще сложнее.
– Да, мама, именно так. И мы с Максом теперь вместе. Мы собираемся пожениться, и у нас будет ребенок.
По щеке Аделаиды побежала одинокая слезинка.
– Девочка моя. Прости меня за то, что тебе пришлось пережить. Прости, что не смогла уберечь…
Николь как когда-то давно, забралась на постель к матери, и женщины, обнявшись, просидели так, думая каждая о своем, и, в то же время, об одном – о том, кто их объединял – о Зонгере. О ненавистном всесильном отце Вали и Рэис.
Утром за завтраком мама так пристально рассматривала Макса, что он, в конце концов, отодвинул в сторону пышный омлет и начал первым:
– Я готов ответить на все ваши вопросы.
– Вопросы? Какие могут быть у меня вопросы, – тихо проговорила Аделаида. – У меня будет только одна просьба. Огради мою девочку от того ужасного человека! Уезжайте как можно скорее! Все остальное она вынесет. Я знаю.
– Я обещаю, – серьезно, почти торжественно ответил Макс и незаметно выдохнул, а потом решительно добавил: – Николь у меня никто не отберет.
– Уезжайте! Уезжайте немедленно! Вы его не знаете! Этот человек ужасен! – мама соскочила со стула и уже кричала в голос, привлекая внимание немногочисленных ранних посетителей ресторана.
– Мама, мама, успокойся, у нас хватит сил защитить Ники.
– Что ваши жалкие силы против его тринадцатого уровня! А ведь у него еще и власть. Такая власть, что он может уничтожать людей одним взмахом карандаша, – горько закончила женщина, покорно усаживаясь на место.
«У Зонгера уже тринадцатый уровень? – мысленно поинтересовалась Николь. – А ведь совсем недавно был одиннадцатый. Что-то здесь не так. Или мама ошиблась?»