Белый Дух
Шрифт:
Мария отшатнулась от протянутых к ней рук и упала на землю. У самого лица шелестела высокая трава, над головой лениво двигались тяжёлые кроны деревьев, с влажной листвы падали капли недавнего дождя.
– Дочка, как мне жаль, что всё так случилось. – По лицу Герды потекли слёзы. – Но прости меня, что я вынуждена оставить тебя здесь. Если я не уйду, то он грозится убить тебя.
– Мама, ты так красива, – прошептала неожиданно для себя Мария.
– Мы с тобой носим одно лицо, любовь моя. Это – наше проклятие. Ты ещё не понимаешь всего, что случилось. И я не
Мария встала на ноги и ощутила, что она вовсе не та, кем была несколько минут назад. Она не имела ничего общего с Марией фон Фюрстернберг, она была девочкой лет пяти, тонкой, лёгкой, подвижной, одетой в длинный балахон, перепоясанный грубой верёвкой.
Её сознание раздвоилось, одна его часть воспринимала себя ребёнком, другая смотрела на эту девочку со стороны, смотрела недоумённо, растерянно, заворожённо.
«Что со мной? – испуганно думала Мария. – Разве я сплю? Это не похоже на сон! Не понимаю, нет, не понимаю!»
Герда порывисто привлекла её к себе, горячо поцеловала и сказала:
– Возьми, – она набросила на шею Марии шнурок с крохотной деревянной куколкой в виде женщины с поднятыми вверх руками, – никогда не расставайся с этим амулетом.
И быстро пошла прочь.
– Мама! – закричала Мария.
Внутри у неё всё сжалось от накатившего отчаяния. Она рванулась вперёд и упала с кресла…
В комнате было темно, светилась панель радиоприёмника, звучала музыка, но Мария всё ещё чувствовала на себе прикосновение рук Герды, ощущала тепло её дыхания и губ на своём лице.
– Господи, что же это такое?! – воскликнула она, всё ещё оставаясь в полулежачем положении на полу. – Почему я назвала её мамой? Почему?!
Она ясно понимала, что увиденное только что не было сном.
– Нет, я не спала. Тут что-то иное… Ужели я начинаю сходит с ума? Или это проделки Рейтера? Он ведь может незаметно подсунуть мне какой-нибудь из своих секретных препаратов… Да, наверняка это его рук дело… Галлюцинации, навеянные его сказками… Но почему всё-таки Герда Хольман? Почему эта эсэсовка? Как могла я назвать её мамой? Ведь крик мой шёл от сердца, мне ли не знать таких вещей? Но назвать постороннюю женщину мамой!.. Не понимаю… И мне страшно…
На следующий день, появившись в Институте, Мария направилась прямо к Карлу Рейтеру. Он принял её без промедления.
– Что с вами, Мария? У вас очень взволнованный вид.
– Есть с чего, штандартенфюрер. Похоже, работа в вашем отделе привела мою психику в совершенную негодность.
– Не понимаю вас, объяснитесь… Присаживайтесь. Будете кофе или предпочитаете глоток коньяку?
– Кофе… И коньяку тоже, если можно… Вчера у меня случилось… Произошло нечто странное… Не знаю, с чего и начать, герр Рейтер. Дело в том, что всё это очень необычно, необъяснимо, таинственно…
– Я привык к таинственным явлениям, ищу их всюду, охочусь за ними.
– Да, пожалуй, вам легче, чем мне.
– Рассказывайте, не стесняйтесь, я не стану смеяться над вами.
– Ко мне приходила фройляйн Хольман. Помните, она работала до недавнего времени здесь?
– Герда Хольман? – Рейтер оторопел, на его лице застыло выражение, которому Мария не могла дать определения: то было смешение ужаса и восторга одновременно. – Она не могла прийти к вам, Мария, потому что она умерла.
– Умерла?
– У неё оказалось слабое сердце. – Рейтер придал своему лицу печальное выражение. – Должно быть, не выдержала нагрузки. Она много работала.
– Значит, фройляйн Хольман не могла быть у меня… Да она и не приходила на самом деле. Я понимаю, что всё произошло не в действительности. Это было видение, сон наяву, но с настоящими чувствами и ощущениями. Да, сон… И она не была Гердой… – Мария взволнованно взмахнула рукой, пытаясь жестом помочь себе выразить пережитое. – Всё это было где-то не здесь, где-то даже не в нашем времени… Понимаете?
Рейтер громко сглотнул.
– Расскажите подробно, – сказал он, впившись в собеседницу глазами.
– Она называла меня дочерью. Не понимаю, как объяснить… И ведь я назвала её мамой. Вы можете представить такое? Можете ли найти объяснение? Она называла меня по имени.
– Какое имя?
– Браннгхвен…
– Браннгхвен? – Рейтер задумался, нахмурился, поднялся и направился к шкафчику, где стоял коньяк. – Пожалуй, я налью не только вам, но и себе.
– Это имя говорит вам о чём-то? – В сердце Марии загорелась надежда на какое-то разъяснение таинственного явления.
– О многом….
Рейтер вернулся с двумя рюмками и присел на краешек стола.
– Видите ли, Мария, – сказал он, понизив голос, – точный ответ на эту загадку нам предстоит отыскать вдвоём. Дело в том, что однажды я во сне… нет, не во сне… одним словом, на меня что-то нашло, затмение какое-то… И я назвал Герду этим самым именем. Должно быть, я принял её за Браннгхвен… Так что, как видите, у нас с вами есть много общего. Получается, что нас связывают не только американские дикари. Должно быть, мы встречались с вами в очень далёком прошлом, во времена Древнего Рима, где-то в Британии, среди кельтских племён. Что-то подсказывает мне, что я был тем друидом, который воспитывал вас, то есть Браннгхвен.
– Тут есть неувязка, герр Рейтер. Не я назвала её Браннгхвен, а она меня. Кто же из нас Браннгхвен?
– Обе…
– То есть? И о каком друиде вы говорите?
– Если верить легенде, это имя носили две женщины, похожие друг на друга как две капли воды. Мать и дочь. Жили они в период римской оккупации Британии. [17] Их воспитывал друид по имени Блэйддун. История очень невнятная, всё в ней звучит путано, нелогично. Видно, какие-то важные моменты затерялись при многократном переписывании текстов. Впрочем, это свойственно многим кельтским сказаниям.
17
См. книгу «Волки и волчицы».