Белый хрен в конопляном поле
Шрифт:
— Найди же такую точку, дяденька конь! — взмолился Терентий.
— Изволь, — сказал дон Кабальо, и принц под уздцы повел его к балагану «Поцелуй принцессу».
— С конями и собаками не велено! — вразнобой заорали бородатые детки, пытаясь остановить обоих.
— Дорогу барону фон дер Блюменфельду! — прогудел дон Кабальо.
— За коня двойную плату! — запоздало крикнул старшой.
Дон Кабальо, очутившись в шатре, внимательно оглядел гроб, что-то прикинул большим конским глазом, а потом
Стекло ахнуло и рассыпалось. Терентий немедленно припал к губам спящей девушки.
Она не дрогнула.
— Ее, наверное, не целовать надо, а что покрепче, — проворчал принц и, забыв о конспирации, заорал: — Тихон! Тихон! Где тебя носит?
Дон Кабальо тем временем молча отгонял от гроба бородатых детей. Самого младшего он просто-напросто смел хвостом. Конских копыт странные детки явно боялись.
Бедный Тихон уже ходил вокруг балагана с метлой и ведерком; ушлые детки мигом захомутали его в работу — за еду и за возможность время от времени лицезреть любимую.
Терентий потащил его за руку к открытому гробу.
— Целуй, пока не проснется!
— Братец, мне страшно! — сказал Тихон. — Я ведь еще никогда…
— Вот именно! — воскликнул дон Кабальо. — Именно такой юноша и должен ее поцеловать! Я вспомнил, я читал!
Тихон осторожно, едва-едва коснулся губ спящей и сразу же отпрянул: глаза девушки открылись!
И столько гнева и негодования было в этих глазах!
Ну, первой красавицей ее назвать было трудно, но в любой толпе глаз понимающего мужчины отметил бы именно ее. Столько в ней огня было, словно вся жизнь, что скопилась за годы, проведенные в хрустальном гробу, запросилась в дело.
Платье неопределенного цвета от первого же движения немедленно поползло по швам. Тихон стыдливо отвернулся, а Терентий радостно выпялился.
Девушка, не обращая внимания на некоторый беспорядок в одежде, ловко покинула гроб, подбоченилась и вопросительно поглядела на притихших бородатых детей. Темные волосы ее при этом рассыпались и скрыли многочисленные прорехи на платье.
— Ну, чего смотришь? — спросил, наконец, старший ребенок. — Ну, истощился наш рудник, а жить-то надо? Ты одна, а нам семерым прокорм нужен, одежда, то, се…
— Не в том дело, Себастьян, — очень мягко сказала девушка, но братьям показалось, что зашипела змея. — Дело-то не в том. Приходил ли ко гробу мой нареченный жених — принц Кавтирант Белолицый?
Тихон и Терентий свистнули, а дон Кабальо удивленно заржал.
За то время, покуда принцесса спала в своем хрустальном гробу, Кавтирант из Белолицего успел стать Багрянорожим, из принца — императором Эбистоса, помереть, не оставив наследников, а сама империя успела распасться на множество государств, образующих нынешнюю Агенориду.
Словом, прошло лет четыреста, если не больше.
— Приходил, — кое-как выдавил старшой, ковыряя башмаком осколки стекла.
— И что?
— Как все… Поколотился-поколотился, плюнул да и прочь пошел — некогда мне, говорит, из-за полуцарства здесь время терять, когда меня большие дела ждут…
— И вы, значит…
— Нет! — запротестовал старшой. — Первые лет триста мы честно выдерживали условие злой мачехи.
— Надеюсь, она тоже мертва? — поинтересовалась девушка.
Старшой отвел глаза.
— Как же, помрет она, — сказал он. — Рассыпается на ходу, но власть держит крепко…
— Погоди-ка, — сказала принцесса. — Ты говоришь, триста лет? Я спала триста лет?
— Чуть побольше, — деликатно молвил старшой.
— Четыреста пятьдесят шесть, — уточнил ученый дон Кабальо.
Он ожидал, что принцесса, услышав страшное известие, тут же грохнется в обморок и придется бежать к аптекарю. Но принцесса сказала:
— Милый рыцарь… э-э, как ваше имя?
Дон Кабальо замялся.
— Это не рыцарь, — сказал честный Тихон.
Тут только принцесса заметила братьев в их причудливых, хоть и попорченных дорогой и разбойниками одеждах.
— А это что за чучела? Уж не вы ли меня разбудили?
— Это он, — показал на Тихона честный на данный момент Терентий.
— Да? — страшным голосом спросила принцесса. — Значит, вот он каков, мой суженый? Веди же меня под венец, о юный герой! Я вся твоя!
И протянула Тихону руку.
— Бери, бери, пока дают! — зашипел Терентий.
Тихон, содрогаясь, коснулся пальцами тонкой руки. Но едва лишь принцесса сделала шаг, как ее платье, честно служившее четыре с лишним века, разом ушло в отставку и осыпалось на пол мелкими клочками.
Тихон мгновенно развернулся и раскинул руки, чтобы закрыть принцессу от чужих взоров. Она рассмеялась.
— Как, однако, целомудрен ваш век, юные кавалеры! А вот мы на Майский день…
— Ваше высочество, — сказал старшой. — Есть у нас, что накинуть. Мы время от времени покупали как раз для такого случая… Обновляли гардероб…
— Раз в сто лет, — сказала принцесса. — Ну, тащи. … Потом она гоняла старшого принесенным платьем по всему балагану.
— Да такого даже пьяная троллиха носить не станет! Разве это цвет? Разве такое носят?
Бедный Себастьян пытался ей объяснить, что сейчас как раз такое и носят, а братья и даже перетрудившийся дон Кабальо с восхищением следили за скандалом.
Тихон от восхищения и смущаться забыл — так прекрасна была принцесса во гневе. Но гнев мигом перекинулся на всю честную компанию.