Белый кот
Шрифт:
Сделав шаг, она едва слышно, не дыша, прикрыла дверь за собой, уже предвкушая, как сейчас напугает мужа, а потом они рассмеются и будут смеяться долго-долго, счастливые и любящие друг друга до сих пор.
И замерла на пороге.
Еще не сняв до конца сапог, она застыла как изваяние. Снежная фигура. Жена Лота.
Дверь в комнату была открыта.
В проеме двери Женя сначала увидела голую руку Панкратова. Он положил на столик трубку.
— Это моя жена, — сказал он кому-то и засмеялся. — Беспокоится, что я в одиночестве…
— Нехорошо обманывать, — укоризненно сказал другой голос, женский. Женщина потом засмеялась,
«Может быть, мне все это снится?»
Но она знала — ничего ей не снится. В ее комнате была другая женщина. И не Женя преподнесла сюрприз своему мужу.
Это жизнь, та самая, еще пять минут назад казавшаяся ей счастливой и удавшейся, растянула накрашенные губы в язвительной ухмылке и ехидно произнесла: «Сюрпрайз…»
Глава первая
— Господи…
Она проснулась как от удара. На секунду ей показалось, что это взрыв. В приоткрытую форточку доносились голоса, шаги, шум проезжающей машины. Она приоткрыла глаза, еще не проснувшись, и тут же закрыла их снова. «Я не хочу просыпаться, — подумала она. — Мне не нужно просыпаться. Я не хочу видеть мир, ставший серым. Унылым. Безобразным. Это вообще больше не мир. Руины… Я погребена под ними заживо. Оставшееся до смерти время вполне могу позволить себе не открывать глаз. Потому что все равно вокруг меня только темнота…»
За окном падал снег, медленно, сонно и равнодушно. Где-то еще взрывались петарды, и Женя подумала, что она единственный человек на свете, которому больше всего на свете хочется, чтобы эти праздники кончились. Чтобы их и не было вообще… «Праздники кончились, давят елочный сок», — пели по радио. Еще стояла неразобранная рождественская елка, свидетельница неожиданного окончания этих самых праздников. Дрянных праздников. Долбаных праздников. Женя теперь всегда будет ненавидеть Новый год… Раньше это был любимый праздник. Кто-то взял — и смазал яркие цвета, запакостив все черным. Черт бы их не видел… Она попыталась вспомнить все цвета, все запахи Нового года и Рождества. Но вместо этого на ум приходила разобранная, несчастная елка с облетевшими и засохшими иголками. Большие ящики, в которые уже сложили игрушки и мишуру. Елка ждала своего часа. Сейчас ее выбросят на помойку. С самого детства Женя не любила это время расплаты за праздники. Когда приходится разбирать елку и укладывать эти хрупкие осколки радости в ящики. Уже давно елка была искусственной, и тем не менее каждый раз Женя ощущала себя убийцей. Предателем. Впрочем, эти праздники для Жени оказались самыми гадкими в жизни. И слава Богу, что они кончились… Праздники закончились, а до весны было еще далеко. Женя проснулась окончательно, и эта мысль второй пришла ей в голову. Настроение у Жени и до этого было плохим, стало еще хуже… Даже сны приснились ей в эту ночь отвратительные, скучные и серые. Как это небо. Женина квартира находится на последнем этаже, поэтому первое, что она видит, — это небо. Сегодня оно было серым.
Так что снег Женю нисколько не порадовал. Раньше она любила снег, пыталась поймать его губами и могла долго смотреть на одну-единственную снежинку, тающую на ладони. Снежинка казалась ей такой совершенной, и Женя с детства пыталась разгадать ее секрет. Но в детстве она думала, что неведомый мастер забавляется, создавая из маленьких снежных кристаллов причудливые фигурки. Теперь она выросла.
Теперь ей казалось, что снег падает мрачно, угрожающе. Словно на нее, Женю Лескову, ополчились небеса. «И совсем не снег, — подумала она. — Это разверзлись хляби небесные, чтобы поглотить меня. Такую маленькую и беззащитную…»
Раньше. Все теперь было раньше… Она тоже осталась в этом «раньше». Как древняя старуха, которой отныне ничего не остается.
Только воспоминания…
Потянувшись, Женя подумала, что можно вообще не вставать сегодня с постели, раз уж день не задался с утра. И жизнь не задалась почти с «утра». Потому что ей не сорок лет. Не пятьдесят. Можно сказать, обломинго случился с ней уже сейчас, когда она и до тридцати не дошла. Что же теперь делать-то?
«Заснуть и видеть сны…»
«Но я ее любил», — прошептала она одними губами. Продолжила цитату.
И ей захотелось плакать.
«Как сорок тысяч братьев любить не могут…»
«Как же-с…
Никто тебя, Женечка Лескова, не любит. Больше не любит.
Да и любили ли раньше — тот еще вопрос…
И впереди у тебя новая жизнь. Сама себе хозяйка…»
Женя попыталась найти в заключительной фразе позитив, но за последние пять лет своей жизни она совершенно отвыкла быть хозяйкой самой себе. И новая жизнь страшила. Человек быстро расслабляется. Вот и Женя за пять лет, проведенных беззаботно в компании Панкратова, так расслабилась, что стала беззащитной…
Дело даже не в бессмертной любви, досадливо поморщилась она. Она вообще есть? Или все-таки это блаженная выдумка человека, себе в утешение? Дело в том, что Женя Лескова не знает, как ей жить дальше.
Как, черт побери, теперь жить-то?!
— Все, — нахмурилась она, поняв, что еще минута — и слезы вырвутся наружу. — Вставай. Даст Бог — не пропадем…
Женя встала, прошла на кухню, поставила чайник.
Посмотрев на себя в зеркале в ванной, пришла в ужас. «Страдания последних четырех дней самым подлым образом отпечатались на моей физиономии», — подумала она. Назвать то, что Женя увидела, лицом было затруднительно. Глаз вообще было не видно. «Больше не плакать», — приказала она себе и сама же усмехнулась в ответ. Губы опухли. Нос… Про это она вообще не станет говорить. Это слишком больно.
— Чертов гад Панкратов, — прошептала Женя. Холодная вода помогла ей вернуть лицо на место.
Конечно, оставались еще следы четырех несчастных дней, но эту малость она тоже могла подправить минимумом косметики…
На кухне уже свистел чайник, когда Женя справилась наконец с этой проблемой. Сварив кофе, она почти окончательно почувствовала себя человеком.
«— Н-да, — вспомнила она насмешливый взгляд Панкратова. — Посмотрим, надолго ли тебя хватит… Ты же избалованная девочка, Джейн. Ты очень быстро убедишься в собственной беспомощности, детка. Мир жесток. Особенно сейчас…
— А как же любовь? — спросила его Женя. — Как тогда быть с этим чувством? Или ты хочешь, чтобы я пришла… нет, приползла к тебе просто потому, что я не в состоянии заработать деньги? Не в состоянии выжить… И я буду тебе нужна?»
Он ничего ей не ответил. Только усмехнулся. И Женя поняла, что он и в самом деле изменился. Очень. Там и не осталось почти ничего от прежнего Сережи Панкратова…
«Может быть, ему теперь и правда больше подходят женщины другого типа, — подумала она. — Не такие, как я…»