Белый кот
Шрифт:
Не было, согласилась она с самой собой, отпивая чай. И не могло быть… Он был не седым.
«Кудри вьются от лица, люблю Ваню-молодца», — пришло в голову ни с того ни с сего Люське-эстетке, и она даже фыркнула.
А потом прибавилось — и кудри черные как смоль, как ворона крыло…
Ну да.
Она аж подскочила, хлопнув себя по лбу.
— Черт, черт, черт…
Бросилась к телефону и тут же остановилась.
— Получается, что этот парень тусовался где-то рядом с Женькой, — пробормотала она. — Но что это доказывает? Исстыкович-то со своим дружком-клептоманом
Нет, решила она. Надо все-таки позвонить Ольге. Что-то подсказывало ей, что парень этот мотался вокруг старой квартиры Исстыковича не зря. Не бывает таких совпадений!
«Если удастся все про него узнать, мы хотя бы подвинемся ближе к разгадке», — решила Люська, но звонить не стала.
Быстро оделась и поехала прямо к Ольге в офис.
Пока она ехала, она все вспомнила.
Даже песню, которую он пел тогда, на концерте.
Красив он был так, что даже теперь у Люськи перехватило дыхание.
Высокий, тонкий, весь в черном… Ну как она могла забыть ту историю? И девушку эту — правильно, ее ведь звали Волчицей, и имя было простое такое, но Люське тогда казалось, что даже ее простое имя становится загадочным и каким-то… осиянным. Именно таким. Словно ее внутренний свет переходит на имя.
Таня.
Ее звали Таня.
Люська даже хлопнула себя по коленке кулаком, рассерженная тем, что не вспомнила все это раньше.
И совсем недавно, года два назад, она об этой Тане слышала! Потому что встретила тогдашнюю знакомую, и та, вытаращив глаза, страшным шепотом сказала: «Таньку-Волчицу помнишь? Представляешь, она погибла в аварии! Какие-то придурки-мажоры, пьяные в дым, говорят, не справились с управлением… Но это все фигня, — сказала еще она тогда. — Потому что они это сделали нарочно,понимаешь? Они там с кем-то поспорили…»
Люська даже простонала, вызвав удивление у соседа.
— Вам плохо? — участливо поинтересовался он, седой дядечка. Седой… Как Беспечный.
— Нет, — ответила Люська, стараясь скрыть свое смятение под вежливой улыбкой. — Просто ужасаюсь собственной глупости.
Дядечка подивился ее самокритичности, но молча, ничего не сказав. Объявили нужную Люське остановку, и она быстро рванула к выходу.
Оказавшись на улице, глотнула морозного воздуха и непоследовательно заявила:
— Я гений… Надо же такому случиться! И что теперь с этим делать?
— Как ты?
Женя не сразу ответила на его вопрос. Ей было странно. Как будто она сейчас узнала что-то важное, и еще — ее жизнь и в самом деле теперь станет другой.
Изменилась…
Только теперь все изменилось в лучшую сторону.
—
— Надо, — серьезно кивнул он и взял ее ладонь в свою. Бережно притянул к губам и поцеловал. Или — согрел своим дыханием…
Женя улыбнулась.
— Я еще день назад была самым несчастным на свете человеком, — сообщила она. — И вот — все теперь выглядит по-другому… Как будто нет в жизни большего счастья, чем потерять того, кто казался тебе необходимым, как воздух!
Ей показалось, что его лицо помрачнело, и она испугалась.
— Я говорю не о тебе, — торопливо заговорила она. — О своем бывшем муже…
Наверное, ей все-таки показалось, потому что теперь он был совершенно спокоен и улыбался.
— Кстати, ты не рассказывала, что у вас там произошло…
— Слишком тривиально, — нехотя ответила она. — Даже рассказывать не хочется. Стыдно как-то. Дурацкая история, правда!
— И все-таки?
— Он мне изменил, — вздохнула она. — Я думала, что умру. Я даже умирала — четыре дня. А потом справилась. Мне помог мой кот. Понимаешь, человек может позволить себе умереть, если он никому не нужен… А если ты знаешь, что беспомощное животное, целиком зависящее от твоей воли, останется без поддержки… Так что я встала, встряхнулась и взяла себя в руки.
Он молчал.
— Ты считаешь, это ужасно глупо? — спросила она тихо. — Остаться жить из-за какого-то кота?
— Нет, — покачал он головой. — Когда-то я и сам остался жить из-за кота… Хотя тогда мне казалось, что нет выхода лучше, чем сесть за руль, врубить самую последнюю скорость и помчаться по ночному шоссе в смерть… Но тоже не с кем было оставить кота. Он-то не был ни в чем виноват. Я уже стоял одетый и вдруг понял — он же останется один и никто не даст ему еды и не приласкает… То есть он будет умирать тут один, и я буду в этом виноват. И я остался…
Снег падал медленно, и все, что они сейчас говорили друг другу, было, несомненно, важно. Это было… Женя задумалась немного, подыскивая определение — объяснение в любви? Взаимопроникновение? Одна душа прикасалась к другой душе — нежно, одним дыханием, и казалось, что нет ничего важнее…
Когда тело касается тела — это тоже электрический разряд, кто же спорит? Но это все равно тела, величина непостоянная, одежда для души.
А когда душа прикасается к другой душе, да еще принимает ее в себя — может быть, это и зовется любовью?
С Панкратовым ничего подобного не было. С ним вообще такне было. И не могло быть — потому что каждое тело охраняло от проникновения вверенную территорию души с упорством пограничника. Тело было главным. Тело торчало во главе угла, и душа была обязана приноравливаться к пожеланиям и требованиям тела. Даже то, что Жене нравилось гулять вдвоем с Панкратовым и все оборачивались, улыбались — потому что их тела подходили друг другу, были красивыми, молодыми и… самонадеянными. Они просто демонстрировали собственное маленькое счастье.