Белый кот
Шрифт:
Женя подошла к зеркалу и долго себя разглядывала. Никаких кардинальных изменений в ее внешности, на ее взгляд, не произошло.
— Не надо никакого кола, — попросила она. — Как была красавица божественная, так и осталась. Ничего не поменялось, хоть и жаль… Это вы просто успели по мне соскучиться, вот вам и мерещится незнамо что…
Она подошла к коту, присела на корточки. Кот приоткрыл глаз, потом узнал и поднялся.
Он довольно мяукнул, потерся огромной башкой о ее руку и сел, уставившись
— Я соскучилась по тебе, Кот…
— Она еще будет говорить, что ничего не изменилось, — вздохнула Люсинда. — Ушла раздавленная, как скорлупка от пасхального яйца. А вернулась — сияющая… Что произошло с тобой, радость наша?
— Ничего особенного, — сказала Женя.
Она взяла кота на руки и села в кресло.
Кот вдруг напрягся и начал обнюхивать Женин свитер — все больше и больше проявляя беспокойство. Он встревоженно посмотрел на Женю, глухо муркнул и снова принялся обнюхивать свитер. Потом он попытался зарыться в него головой.
— И Кот крышей поехал, — грустно сказала Ольга.
— Что это с ним?
Кот уже не справлялся с нахлынувшими на него эмоциями.
— Женькин свитер полюбил внезапно, — усмехнулась Люська. — Женька, наверное, обрызгалась духами с валерьянкой… Или выжрала ее целый пузырек. Часть попала на свитер…
— Я не пила никакую валерьянку. И духи я не люблю, ты же знаешь…
Кот прижался к свитеру мордой и жалобно мяукнул. «Почти как человек, — подумала Женя. — Почти простонал… Что за чертовщина-то, скажите, с моим Котом?»
Она попыталась отстранить его от себя, но Кот с яростной энергией сопротивлялся ей. Он еще больше прижался к свитеру и укоризненно посмотрел на нее.
— Я кофе вообще-то хочу, — жалобно прошептала Женя.
— Животных когда заводила, о чем думала? — сурово ответила Люська. — С ними, мать, как с детьми… Навоняла валерьянкой — терпи теперь без кофе.
— Да не пила я эту твою валерьянку! Я вообще не могу понять, что с ним происходит! Кот, ты с ума, что ли, сошел?
Она подняла его морду, заглянула в глаза и остолбенела.
Они были полны боли, его глаза… Как будто он нашел призрак своей прошлой жизни и знает прекрасно, что это лишь фантом, но все равно — хотя бы так, хотя бы и фантом… Но надышаться…
Ольга смотрела как завороженная. Ей казалось, что она вот-вот начнет понимать происходящее, стоит только еще чуть поднапрячься, и — не умом, нет… Умом тут не поймешь ничего, тут надо попробовать проникнуть в происходящее на духовном уровне. На уровне чувств. Сердца…
— После твоих глаз, Кот, трудно поверить, что животных Бог не наделил душой, — прошептала Женя.
Ей показалось, что она тоже сейчас задохнется от боли, как и Кот, словно ей передалось его настроение.
— Оставь его в покое, — попросила
— Паршивый не надо, — вздохнула Женя, подчиняясь желаниям Кота. — Принеси хороший… А потом расскажете мне наконец, почему у вас вид такой ошпаренный…
Они переглянулись, пытаясь вспомнить, в чем причина их «ошпаренного» вида.
Первой вспомнила Люська.
— А, да, — сказала она. — Мы, кажется, вычислили убийцу… И теперь находимся перед непростой дилеммой. Поскольку эти два придурка нам не симпатичны. А убийца — наоборот. То есть мы думаем теперь, сдавать ли его властям, как честные граждане, или, напротив, спрятать в собственном подвале?
На него было страшно смотреть. Лиза пыталась изо всех сил сохранять спокойствие. «В конце концов, он же тебе никто… С какой стати ты должна вообще ему сопереживать так, словно он тебе… все?»
— Почему она это сделала?
Он так тихо это сказал, что она не сразу расслышала. Но хотя бы сказал. Вышел из ступора. До этого он стоял и смотрел на тело, точно не веря. Не веря, что это и есть Ирина. Живая еще недавно… Теперь кажется, что она никогда и не была живой.
— Почему?
Если бы Лиза знала, как сказать ему правду…
Бессмысленная записка на столе. Лизе даже сначала показалось, что ее писал ребенок. Может, потому, что она обращалась перед смертью к матери? «Мама, я их убила. Потому что если можно убить котенка, почему нельзя — их?»
И женщина в ванне с розовой водой, розовой — от крови, уже ушедшая, с улыбкой на губах…
Ах, если б Каток догадался взломать эту чертову дверь раньше! Все было бы исправлено.
Почему она это сделала?
Она поспешно отвернулась, стесняясь собственной «щенячьей» жалости. «Возьми себя в руки, Разумова! Ты, в конце концов, тут не для этого находишься!»
— Вы…
Она начала фразу и запнулась снова. В конце концов, что ей этот Панкратов? Он ведь был любовником этой девушки. Лю-бов-ни-ком… Еще у него была жена. И какого черта она, Лиза Разумова, впадает в чувствительность, будто она вообще тургеневская барышня?
Она откашлялась и начала снова — на сей раз получилось сносно, даже строго:
— Вы можете объяснить эту записку?
Он прищурился, читая текст, и поднял на нее глаза.
— Нет, — растерянно развел он руками. — Ее мать давно умерла… Она была… как бы вам сказать?.. Достаточно жесткой. Циничной. Я не могу понять, что за котенок тут упоминается… Послушайте, я, право, не знаю… Может быть, вам попробовать найти более близких ей людей?
— Видите ли, господин Панкратов, — вздохнула Лиза, — боюсь, что вы были ей самым близким человеком…