Белый Орден или Новые приключения Ариэля
Шрифт:
Однажды вечером Ариэль и Иоланда гуляли по набережной. Когда-то здесь было шумно и многолюдно, как в любом портовом городе, где у бесчисленных причалов никогда не исчезает лес мачт. Сейчас здесь было пустовато. Флот, на котором прибыли сюда мусульмане из внешнего мира, был полностью сожжён у причалов драконами. Новым жителям города нечего было делать на берегу, так что Ариэль и Иоланда гуляли в одиночестве.
— Смотри, Ариэль — лодка! У нас появились свои лодки! Значит, теперь у нас будет рыба! — весело закричала Иоланда.
— В самом деле, — жизнерадостно подхватил Ариэль. — Похоже, наши разговоры о том, что надо организовать рыбалку, не прошли бесследно. С берега тут ничего не поймать, но вот мы уже и лодки научились строить.
— А вон, смотри, корабль! Когда вы успели построить такой большой и красивый корабль?
— Строить корабль нам и в голову не приходило, он нам совершенно не нужен, — тревожно сказал Ариэль. Но корабль действительно шёл к берегу. Ариэль сразу узнал его. И сердце защимило. Корабль шёл без парусов и без вёсел, с такой ровной скоростью и таким безупречным курсом, как будто волны вообще никак не влияли на его движение. Это был тот самый волшебный корабль, на котором они когда-то путешествовали с Жаном. В голове Ариэля вихрем пронеслись предположения о том, что может принести этот корабль сейчас? Он смирил этот внутренний вихрь и решил подождать, когда ситуация прояснится сама собой.
Корабль, не сбавляя скорости, плавно приблизился к каменному причалу и мгновенно замер, едва коснувшись камня. Ариэль, не торопясь, шёл к причалу, он видел, как из трюма один за другим выходили рыцари в белых плащах. Первым на берег вступил… Жан! Они увидели друг друга одновременно и сразу же ускорили шаги. Обнявшись, некоторое время молча смотрели друг на друга, надо было так много сказать и спросить, что первые слова никак не находились. Наконец, Ариэль выпалил:
— Какими судьбами, Жан? Ты откуда?
— Из ада. В двух словах не расскажешь. А куда мы попали?
— В чистилище. Но об этом не расскажешь и в трёх словах. Ты с друзьями?
— Да. Перед тобой девять рыцарей Храма. Как при Гуго де Пейне, — храмовники сдержанно поклонились. Тем временем к ним подошла Иоланда, светившаяся радостным удивлением.
— Это моя жена Иоланда.
— Счастлив видеть госпожу, о которой столько слышал от своего друга.
— А вы, должно быть, Жан? Ариэль мне о вас немало рассказывал.
— Да, друзья мои, вы знаете друг о друге столько, как будто знакомы с детства, хотя и встретились впервые, — весело рассмеялся Ариэль. — Пойдём к нам. Твоих парней я прикажу разместить, накормить и обласкать, а к тебе никого не подпущу по крайней мере сутки.
Когда они устроились в комнате, которая стараниями Иоланды была довольно уютной, и поужинали, Жан сказал:
— Мне показалось, что в воздухе вашего мира разлито напряжение.
— Тебе не показалось. Того царства пресвитера Иоанна, о котором я тебе рассказывал, больше нет. Мы сейчас пытаемся создать новый мир, но шансы на успех минимальны. Наши враги таковы, что бороться с ними невозможно. Но я очень тебя прошу, расскажи сначала о себе.
— О себе… Ты помнишь, как нас бросало из эпохи в эпоху, из романов в реальность. Романы были, кажется, реальнее, чем сама жизнь, а повседневность казалась фантастикой. Когда мы с тобой расстались, это не прекратилось. Я покинул родные края вместе с тобой в эпоху рассвета Ордена Храма, а вернулся в совсем другую эпоху. Глухой ночью мой корабль вошёл в реку Сену, я вышел на набережную Парижа. Вокруг не было ни души. Не представляешь, как я был счастлив вновь оказаться в родном городе. Но это был и Париж и не Париж одновременно. Многие дома куда-то исчезли, вместо них появились новые, деревья росли там, где их не могло быть, причём это были уже старые деревья. И воздух… Это был совсем другой, неизвестный мне и непривычный воздух. Я ошалело бродил по знакомому и незнакомому мне городу. Если бы не наши с тобой приключения, приучившие меня ничему не удивляться, впору было бы сойти с ума.
Рассвело, на улицах начали появляться первые прохожие. Мне так хотелось обо всём их расспросить, но я не знал о чём спрашивать. К тому же они смотрели на меня, как на диковинного зверя, с некоторым даже испугом, быстро отводили глаза и ускоряли шаг, торопясь со мной разминуться. В подобных случаях человек думает, что на нём что-то не так одето, и я осмотрел себя. На мне была самая обычная одежда храмовника, и я не понимал, кого она может в Париже удивить и уж тем более напугать. Поглядывая на прохожих, я начал замечать, что вовсе не я, а они как-то не так одеты, их одежда была вроде бы и привычной, но отличавшейся множеством деталей от той, которую я знал.
Я решительно не понимал, что делать. Надо было с кем-то поговорить, но я боялся заговорить с этими странными людьми, к тому же видел, что они меня боятся. Ситуация разрешилась сама собой. Ко мне подошла группа королевских сержантов, и один из них злобно усмехнулся:
— Ты совсем обнаглел, храмовник.
— И в чём моя наглость?
— Он ещё спрашивает. Меч отдай.
Я медленно достал меч из ножен и простодушно предложил:
— Возьми. Если сможешь.
Сержанты быстро выхватили мечи, старший, похоже, немного растерялся и прошипел:
— Не дури, храмовник.
— Не знаю, кто из нас дурит. Ты хоть понимаешь, что с тобой будет за нападение на рыцаря Храма, если, конечно, останешься жив?
Старший сержант глянул на своих и растерянно сказал им:
— Он, похоже, не в себе, — а потом снова обратился ко мне:
— Мессир, вам лучше пройти с нами.
— А я разве отказывался? Для этого вам вовсе не обязательно было отнимать у меня меч.
И я пошёл за ними, даже не пытаясь строить догадки о том, куда мы идём. Мы подошли к какому-то непонятному дому, опустились в подвал и остановились перед дубовой дверью. Старший сержант сказал мне:
— Мессир, за этой дверью ваши братья. Если вы что-то не понимаете, они вам объяснят. А меч всё-таки отдайте, там не принято находиться с оружием, — теперь он говорил вежливо, почти умоляюще, и я счёл за благо отдать меч. Было уже понятно, что меня привели в тюрьму, и я не возражал, настолько сильным было мой желание поговорить хоть с кем-нибудь.
Дверь передо мной со скрипом открылась, я сделал два шага вперёд, и дверь у меня за спиной закрылась с таким же скрипом. В ноздри мне сразу ударил смрад. Этот ужасный запах был явно порождением гниения всего, что только могло гнить, начиная от соломы и заканчивая человеческим телом. Здесь было темно, хотя мрак не был кромешным, немного света откуда-то всё-таки проникало, так что вскоре я начал различать людей по углам и услышал голос:
— К нам прибыл ещё один брат, — голос был немного ироничным, как будто даже шутливым и одновременно скрипучим, сиплым, этому человеку явно было трудно говорить. — Присаживайся, располагайся, будь как дома.
Я сел на солому, прислонившись спиной к стене рядом с человеком, который ко мне обращался. Глаза привыкли к темноте, и я смог рассмотреть его лицо, тонкие благородные черты которого, казалось, навсегда искажены страданием, а с губ не исчезала усмешка, как будто этого человека очень забавляли собственные муки.