Белый отряд
Шрифт:
– Говорят, достойный лорд, что никто не знает его имени, кроме лорда Чандоса, но он дал клятву не открывать его. Так рассказывали за столом оруженосцев.
– Кто бы он ни был, он очень отважен. Но сейчас следует выполнить одно дело, и оно для меня труднее, чем вчерашнее участие в турнире.
– Не могу ли я вам помочь, милорд?
– Конечно, можешь. Я написал моей дорогой супруге, что приветствую ее; на этой неделе Принц отправляет в Саутгемптон гонца, и тот охотно захватит мое послание. Прошу тебя, Аллейн, просмотри, что я тут написал, и разберет ли дама моего сердца эти слова. Мои пальцы, как ты видишь, больше привыкли к железу и коже, чем к писанию строк и расстановке букв. Почему ты в недоумении? Что-нибудь не так?
– Вот первое слово, милорд. На каком языке вам угодно было его написать?
– На английском. Моя супруга больше говорит на нем, чем по-французски.
– Однако это не английское слово, дорогой лорд. В нем только две согласных и никакой гласной.
– Клянусь апостолом! То-то оно мне показалось странным, когда я написал его, – ответил сэр Найджел. – Буквы торчат как-то врозь, надо, вероятно, подставить еще одну. Я хотел написать «что». Теперь я прочту тебе все письмо, Аллейн, а ты напишешь его заново, как следует; мы сегодня покидаем Бордо, и для меня будет большой радостью, если леди Лоринг получит от меня весточку.
Аллейн сел за стол, как ему было приказано, положил перед собой чистый лист пергамента и взял перо в руку, а сэр Найджел начал медленно и по складам читать свое письмо, водя пальцем от слова к слову:
«Что мое сердце с тобою, моя любимая, это тебе скажет твое собственное сердце. У нас все хорошо, только у Пепина чесотка на спине, да и Поммерс едва опомнился после четырех дней на корабле, тем более, что море было очень бурное и мы чуть не утонули по случаю дыры в боку судна, пробитой камнем, который в нас запустили некие морские пираты, и многие у нас погибли, да будут с ними святые угодники, также и юный Терлейк и сорок лучников и матросов, а нам они очень бы здесь пригодились, видимо, будет доблестная война, она принесет нам много чести и надежд на успехи, ради чего я еду собирать солдат моего отряда, они сейчас в Монтобане, грабят и разрушают, все же я надеюсь с божьей помощью показать им, что я их командир в той же мере, в какой я для вас, моя любимая, покорный слуга».
– Ну, что скажешь, Аллейн? – спросил сэр Найджел, косясь на своего оруженосца. Лицо его выразило даже некоторую гордость. – Разве я не сообщил ей все что с нами случилось?
– Вы сообщили многое, милорд, но, осмелюсь заметить, изложение несколько запутанно, так что леди Лоринг может и не разобраться. Если бы фразы были покороче…
– Нет, мне не нравится, как ты собираешься их выстроить по порядку. Пусть моя супруга прочтет слова, а уж она расставит их, как ей нравится. Я просил бы тебя прибавить то, что ей будет приятно узнать.
– Хорошо, я напишу, – весело ответил Аллейн и наклонился над столом.
"Достойная госпожа моя, леди Лоринг! – так начал Аллейн. – Господь бог охраняет нас, и милорд здоров и бодр. Он заслужил большую честь перед Принцем, когда на турнире успешно сражался с очень храбрым незнакомцем из Франции.
Что касается денег, то их хватит нам до Монтобана. Заканчивая, достойная госпожа, посылаю Вам мое смиренное уважение и прошу Вас передать то же самое дочери Вашей, леди Мод. Да охраняют вас обеих святые угодники, о чем вечно молится ваш покорный слуга
Аллейн Эдриксон".
– Ты очень хорошо написал, – заметил сэр Найджел, кивая лысой головой при каждой фразе, которую оруженосец читал ему. – Что касается тебя, Аллейн то, если есть у тебя близкий друг и ты хотел бы послать ему приветствие, я могу вложить его в свое письмо.
– Такого друга у меня нет, – печально отозвался Аллейн.
– Значит, у тебя нет родных?
– Никого, кроме брата.
– Ха! Я и забыл, что вы в ссоре. Но разве во всей Англии нет никого, кто бы любил тебя?
– Никого, о ком я смел бы это утверждать.
– И ты сам никого не любишь?
– Этого я бы не сказал, – отозвался Аллейн.
Сэр Найджел покачал головой и мягко про себя улыбнулся.
– Я понимаю, как обстоит дело, – сказал он. – Разве я не замечаю, что ты частенько вздыхаешь и вид у тебя отсутствующий. Она красива?
– О да! – пылко воскликнул Аллейн, который весь задрожал оттого, что разговор принял столь неожиданный оборот.
– И добра?
– Как ангел!
– И все же она тебя не любит?
– Нет, но я не могу утверждать, чтобы она любила другого.
– Значит, ты надеешься?
– Без этого я не смог бы жить.
– Тогда ты должен стараться стать достойным ее любви. Будь смел и чист, бесстрашен перед сильным и кроток со слабым; таким образом, разовьется эта любовь или нет, ты подготовишься к тому, что какая-то девушка тебя удостоит своей любви, а это, говоря по правде, высшая награда, на которую может надеяться истинный рыцарь.
– Да я стараюсь, милорд, – сказал Аллейн, – но она такая прелестная, изящная и в ней столько душевного благородства, что я никогда не буду достоин ее.
– Такие размышления сделают тебя достойным. А она знатного рода?
– Да, милорд, – нерешительно признался Аллейн.
– Из рыцарской семьи?
– Да.
– Берегись, Аллейн, берегись! – ласково заметил сэр Найджел. – Чем выше подъем, тем тяжелее падение. Не ищи того, что может быть тебе не по плечу.
– Милорд, я мало знаю нравы и обычаи мирской жизни! – воскликнул Аллейн. – Но я дерзнул бы спросить ваше мнение по этому поводу. Вы ведь знали моего отца и наш род: разве моя семья не пользовалась весом и не имела доброй славы?
– Вне всякого сомнения, да.
– И все же вы предупреждаете меня, чтобы моя любовь не посягала на девушку из более знатных кругов?
– Если бы Минстед принадлежал тебе, Аллейн, тогда другое дело, клянусь апостолом! Я не представляю себе ни одной семьи в наших краях, которая бы не гордилась тем, что вошел в нее ты – юноша столь древнего рода. Но пока сокман жив… Ха, клянусь душой, это шаги сэра Оливера, если я не ошибаюсь.
И действительно, за дверью раздались тяжелые шаги; дородный рыцарь распахнул ее и вошел.