Белый отряд
Шрифт:
– Увы, отец, – сказал Аллейн, – чем же мы тогда поможем вам?
– Я сел здесь и жду смерти, – продолжал паломник. – Много лет носил я в своей котомке эти драгоценные предметы, которые, как вы видите, я разложил перед собой. Было бы грехом, думал я, допустить, чтобы они вместе со мной погибли. Поэтому я продам эти вещи первому достойному прохожему и получу за них достаточно денег, чтобы добраться до святого храма божьей матери Рокамадурской, где, надеюсь, и будут покоиться мои старые кости.
– А что же это за сокровища, отец? – спросил Джон. – Я вижу только старый, ржавый гвоздь, кусочки камня и щепки.
– Мой друг, – ответил старик, – даже всеми деньгами этой страны нельзя было бы заплатить истинную цену за эти предметы. Этот гвоздь, – продолжал он, снимая шляпу и возводя к небу слепые глаза, – один из тех, с помощью которых человечество обрело спасение. Я получил его вместе со щепкой от подлинного креста господня, из рук двадцать пятого потомка Иосифа Аримафейского, этот потомок до сих пор жив, он находится в Иерусалиме и здоров, хотя за последнее время его мучают нарывы. Да, можете перекреститься, и прошу вас, не дышите на гвоздь и не касайтесь его пальцами.
– А куски дерева и камня, святой отец?! – спросил Аллейн, затаив дыхание; он стоял перед драгоценными реликвиями, охваченный глубоким благоговением.
– Этот кусок дерева от подлинного креста, а этот – от Ноева ковчега, а вон тот – от дверей в храме мудрого царя Соломона. Этим камнем бросили в святого Стефана, а те два – от Вавилонской башни. Здесь есть также кусок жезла Ааронова и прядь волос пророка Елисея.
– Но, отец, – заметил Аллейн, – пророк Елисей был лыс, и по этой причине его оскорбляли злые дети.
– Волос у него, правда, было мало, – поспешно согласился паломник, – оттого-то эта реликвия и имеет особую ценность. Выберите любые из них, достойные джентльмены, и заплатите столько, сколько вам подскажет ваша совесть; ибо я не торговец и не обманщик, и я бы ни за что не расстался с ними, если бы не знал, что очень близка моя небесная награда.
– Эйлвард, – взволнованно заявил Аллейн, – второй раз в жизни такой счастливый случай едва ли представится. Я должен иметь этот гвоздь, и я отдам его аббату в Болье, чтобы все люди в Англии могли прийти поглядеть на него и помолиться.
– А у меня пусть будет камешек от стены храма! – воскликнул Хордл Джон. – Моя матушка отдала бы все на свете, чтобы повесить его над своей кроватью.
– А я хочу получить жезл Аарона, – сказал Эйлвард, – у меня всего-навсего пять флоринов, так вот, возьмите четыре.
– И еще три, – протянул деньги Джон.
– Вот еще пять, – добавил Аллейн. – Святой отец, я вручаю вам двенадцать флоринов, это все, что мы можем дать, хотя мы понимаем, какая это скудная плата за те удивительные предметы, которые вы нам продаете.
– Молчи, гордыня, молчи! – крикнул паломник, снова ударяя себя в грудь. – Неужели я не могу заставить себя взять эту жалкую сумму, предложенную мне за то, что добыто мною трудами и усилиями всей моей жизни? Давайте ваши презренные монеты. И вот вам драгоценные реликвии, но, я молю вас, обращайтесь с ними бережно и благоговейно, иначе лучше бы моим недостойным костям остаться лежать при дороге.
Сняв шапки, друзья с жадностью схватили свои новые сокровища и поспешно продолжали путь, а паломник остался сидеть под вишневым деревом. Они же ехали молча, держа в руках реликвии, время от времени поглядывая на них, едва веря, что судьба сделала их владельцами предметов, обладающих столь высокой святостью, ибо каждый монастырь и каждая церковь христианского мира ревностно жаждали бы приобрести их. Так они ехали, радуясь своей удаче, пока против города Ле-Мас лошадь Джона не потеряла подкову; они нашли возле дороги кузницу, и кузнец обещал исправить дело. Эйлвард рассказал ему о счастливой встрече с паломником; но когда кузнец взглянул на реликвии, он привалился к наковальне, подбоченился и так начал хохотать, что по его измазанным сажей щекам побежали слезы.
– Ой, господа, – проговорил он, – да старик этот – жулик, он торгует поддельными реликвиями и был здесь на кузне меньше двух часов назад. Гвоздь, который он вам подал, взят из моего ящика с гвоздями, а что касается кусков дерева и камней, то их сколько угодно валяется возле дороги, вот он и набил свою суму.
– Нет, нет! – возмутился Аллейн. – Это был святой человек, он ходил в Иерусалим и нажил водянку, когда бежал от дома Пилата на Масличную гору.
– Про это мне ничего не известно, – сказал кузнец, – я знаю одно: совсем недавно здесь был старик в шляпе и одежде паломника, он сидел вон на том пне, ел холодного цыпленка и запивал его вином. Потом выпросил у меня один из моих гвоздей, набрал полную котомку камешков и пошел своей дорогой. Посмотрите вот на гвозди, разве они не точь-в-точь такие же, как тот, который он вам продал?
– Господи, спаси нас! – воскликнул Аллейн, ошарашенный. – Неужели нет границ человеческой мерзости? Такой смиренный старик, так не хотелось ему брать от нас деньги – и вдруг, оказывается – негодяй и обманщик. На кого же полагаться, кому верить?
– Я догоню его, – заявил Эйлвард, вскакивая в седло, – поедем, Аллейн, может быть, мы поймаем его до того, как лошадь Джона подкуют!
Они вместе помчались назад и вскоре увидели седого старика паломника, который медленно шел впереди них. Услышав стук копыт, он обернулся, и стало ясно, что его слепота – такое же надувательство, как и все остальное, ибо он быстро перебежал через поле и скрылся в чаще леса, где никто не мог отыскать его. Они швырнули ему вслед реликвии и поехали обратно к кузнецу, оскудевши и деньгами и верою.
Глава XXVII Как колченогий Роже попал в рай
Когда друзья приехали в Эгийон, уже давно наступил вечер. Они нашли сэра Найджела и Форда в гостинице «Красный жезл»; здесь они обосновались, сытно поужинали и улеглись на простыни, пахнущие лавандой. Но случилось так, что некий рыцарь из Пуату, сэр Гастон д'Эстель, остановился там же на обратном пути из Литвы, где он служил вместе с тевтонскими рыцарями под началом магистра Мариенбергской обители. Этот рыцарь и сэр Найджел засиделись очень поздно, оживленно беседуя о засадах, облавах и взятии городов и вспоминая множество историй о доблестных и отважных деяниях. Затем разговор перешел на менестрелей, иноземный рыцарь взял цитру и стал играть на ней северные любовные песни, а также спел высоким надтреснутым голосом о Гильдебранде, Брунгильде, Зигфриде и обо всей силе и красоте страны Альмейн [Германия.].
Сэр Найджел ответил ему романсами о сэре Эгламуре и сэре Исембрасе, и так они сидели всю долгую зимнюю ночь при свете потрескивающих поленьев, слушая друг друга, пока к этому концерту не присоединил свой голос петух. Отдохнув всего час, сэр Найджел был, как обычно, бодр и весел, и вскоре после завтрака маленький отряд пустился в путь.
– Этот сэр Гастон – человек весьма достойный, – сказал сэр Найджел, когда они отъезжали от «Красного жезла». – Ему очень хочется успешных схваток, и он согласился бы на небольшой рыцарский поединок со мной, если бы какая-то лошадь, брыкаясь, не сломала ему руку. Я очень полюбил его и обещал, что, когда кость у него срастется, мы с ним сразимся. Однако нам нужно держаться вот этой дороги, слева.