Белый шаман
Шрифт:
На разводье больше повезло Ятчолю: ему удалось убить три довольно крупные нерпы, а Пойгин подстрелил всего лишь одну, к тому же на редкость маленькую.
— Вот я теперь над тобой посмеюсь! — хорохорился Ятчоль. — Звезду получил и сразу разучился охотиться. Все смеяться будут…
— Я рад, что у тебя сегодня удача, — миролюбиво ответил Пойгин. — Но где Линьлинь?
Пойгин окликнул волка, которого не стал впрягать в нарту после отдыха в палатке. Линьлинь не отозвался.
— Наверное, пошел отгрызать голову твоему моржу, — пошутил Ятчоль.
Пойгин шутку не принял. Недоброе предчувствие встревожило его.
Нашел Пойгин Линьлиня мертвым в ледяной нише одного из огромных торосов. Волк лежал, положив морду на вытянутые лапы. Густой иней успел затянуть его незрячие глаза. Пойгин зачем-то сорвал с себя малахай, словно хотел отогреть и оживить волка, пал на колени. Провел оголенной рукой по лбу Линьлиня, по спине, слегка пошевелил. Линьлинь успел окаменеть на морозе.
Пойгин долго сидел на снегу с непокрытой головой, не чувствуя, как волосы его схватывает иней. В его памяти промчалась вся жизнь волка. Крепко зажмурив глаза, прижался лицом ко лбу Линьлиня, потом медленными движениями сбил со своей головы иней, надел малахай. Долго курил трубку, не спуская с волка скорбных глаз.
К разводью Пойгин подошел медленным, шаркающим шагом, вдруг почувствовав весь груз прожитых лет. «Надо и мне отправляться в Долину предков, к верхним людям», — скорбно думал он.
Ятчоль, премного довольный удачной охотой, встретил Пойгина прежней шуткой:
— Ну как, отгрыз Линьлинь голову моржу?
Пойгин медленно поднял на него бесконечно печальный взгляд, глубоко затянулся из трубки и сказал с отчужденным видом:
— Умер Линьлинь.
— Как умер?! — потрясенно спросил Ятчоль.
— От старости, видно.
Пойгину хотелось сказать, что старость Линьлиню приблизил Ятчоль, но он смолчал. По лицу Ятчоля он почувствовал, что ему страшно услышать эти слова.
— Поехали домой, — усталым голосом сказал Пойгин.
Всю дорогу он думал о Линьлине. На этот раз впереди ехал Ятчоль. Собаки Пойгина, словно поняв, что они навсегда расстались с Линьлинем, бежали неохотно, с понурым видом; то одна, то другая жалобно скулили. А Пойгин, выкуривая трубку за трубкой, говорил себе мысленно: «Да, пора, пора и мне уходить к верхним людям». Ему казалось, что появление моржа в отдушине было не случайным; в том, видимо, таилось какое-то предупреждение. Может, Моржовая матерь хотела его испытать перед последней перекочевкой, испытать на доброту, на великодушие? Все, все может быть.
Пойгин оглядывал нагромождение морских торосов, похожих на каких-то огромных зверей, собравшихся в бесчисленное стадо, и в ледяном безмолвии слышалось ему, как неистово колотила Моржовая матерь в ледяной бубен, как выл тоскливо, где-то далеко-далеко, уже не наяву, а в памяти его, верный Линьлинь.
Дома Пойгин слег. Дочери, зятю и внукам объяснил, что ему хотелось бы побыть одному в прощальных думах о Линьлине; его растрогало, что все они искренне горевали о несчастном волке. Самый младший внук долго плакал, подходил к деду и спрашивал, точно ли он убедился, чтo Линьлинь умер, не уснул ли волк?
— Нет, не уснул. Вернее, уснул навсегда, — печально отвечал Пойгин.
Отказавшись от врача, Пойгин все больше расслаблял себя мыслями о желанной смерти, перебирал в памяти всю свою жизнь. Так происходило с ним не однажды.
Сколько уже прошло лет с тех пор, как он увидел впервые солнце на небе? Кажется, столько, сколько пальцев на руках и ногах у пяти человек. Ну, может, и не у пяти, на одного поменьше — все равно много. Пролетела жизнь, как стремительный пойгин — копье, запущенное чьей-то сильной рукой. Ну и дали же ему имя! Что, разве плохое? В молодости был он стремительным, как острое копье, стремительным на ногу, на слово, на решительный поступок. А теперь вот, как тот старый Линьлинь, видно, скоро уйдет к верхним людям.
Не все уходят вверх, в Долину предков, многие проваливаются после смерти в подземное обиталище умерших. Почему так бывает? Это ясно каждому, пожалуй, еще со времен первого творения: кто в своих делах, в своих словах не порождает зла, у кого душа всегда чисто пребывает в теле — тот уходит вверх, в солнечную Долину предков; а кто дружит со злыми духами, кто поклоняется их светилу — холодной луне, кто приносит зло другим людям — тот проваливается под землю, где живут особенно злые духи ивмэнтуны.
Ну а Пойгину, наверно, уготовано место в Долине предков среди верхних людей. Только он там не засидится, вернется на землю снова, оставив за себя в Долине предков свою тень. Нет, что бы там ни говорили, а здесь, на земле, человеку, вероятно, интересней и привычней, чем где бы то ни было.
Пойгин медленно оглядывает комнату, которую с такой заботой всегда содержала в чистоте его дочь Кэргына. У кровати, на вымытом до блеска полу, лежит распластанная шкура умки. Это шкура первого медведя, которого он, Пойгин, еще в молодости убил копьем. Именно после этого начали его называть Пойгином. До той поры его звали просто Нинкай — мальчик. Вот так, мальчик, и все тут. И лишь потом, когда он доказал, что становится мужчиной, получил достойное имя — Пойгин. А мог, мог бы на всю жизнь остаться Нинкаем — бывает и так: уже старый совсем человек, но зовут его мальчиком…
Лежит шкура умки у самой кровати, во многих местах поистерлась. Что поделаешь, ей уже столько лет, сколько пальцев на руках и ногах, пожалуй, у трех человек. Может, и больше. Побежденный умка, расставаясь с жизнью на окровавленном льду, отдал свою ярость студеному морю и стал другом человека, одержавшего победу в честном поединке. С тех пор много ночей спал Пойгин на этой шкуре, как бы в обнимку с побежденным умкой. Пожалуй, он и умрет на этой шкуре.
Взгляд Пойгина скользит дальше, останавливается на стене, где висит глазастая железная коробка с тупым коротким рогом. Называется это кинокамера. Зять Пойгина, русский человек Антон, сам научился делать кино. И машина у него есть, показывающая кино, там вон, в соседней самой большой комнате, в углу стоит. Попросить бы Антона, чтобы направил глаз этой волшебной коробки прямо на него, на Пойгина, в тот миг, когда он будет перекочевывать в Долину предков. Потом, когда Пойгин опять вернется на землю, интересно будет ему посмотреть, как он уходил к верхним людям.