Белый шаман
Шрифт:
И, видимо, чтобы доказать, что говорит правду, Ятчоль вскинул карабин, метясь в косяк перелетных птиц. Кто-то из охотников хотел вышибить карабин из рук Ятчоля.
— Промахнется, — тихо промолвил Пойгин, успокаивая охотников величавым жестом. — Промахнется в гуся, промахнется в нерпу.
Сказал, будто приговор произнес, и пошел в сторону поселка, порой приостанавливаясь, чтобы одолеть дурноту вновь подступающего обморока. Ятчоль бессильно опустил карабин, так и не выстрелив.
Когда Пойгин скрылся с глаз, охотники снова принялись за свое обычное дело. Каждый из них зорко всматривался в морские волны, на которых время от времени
Ятчоль крепко стискивал в руках карабин и был полон ожесточения и желания доказать, что Пойгин не сумел отнять у него меткость глаза. Наконец прямо перед ним, совсем близко, вынырнула голова на редкость крупной нерпы, тут можно было попасть и с закрытым глазами. Ятчоль вскинул карабин, выстрелил и обмер от страха: в нерпу он не попал.
Кто-то из охотников тихо рассмеялся, а потом громкий хохот многих людей прокатился над косою у Моржового мыса. Красный, сконфуженный, Ятчоль беспомощно смотрел в ту сторону, где еще недавно маячила спина Пойгина; казалось, если бы он увидел ее вновь — всадил бы пулю без колебаний.
Еще три раза стрелял Ятчоль в нерпу, и все мимо. Но вот вышло так, что раздалось сразу два выстрела в одну и ту же нерпу — Ятчоля и молодого охотника Тымнэро. Скорее всего попал Тымнэро, однако Ятчоль стал быстро раскручивать над головой акын, стараясь тем самым доказать, что Пойгин оказался неправ: он все-таки попал в нерпу. Тымнэро подмигивал товарищам, приглашая посмеяться над позором Ятчоля.
Однако нерпу мало убить, ее надо еще вовремя зацепить крючками акына. Ятчоль бросил акын мимо нерпы. И опять взрыв хохота прокатился над косой у Моржового мыса. Ятчоль быстро выбрал из воды длинный линь, торопясь сделать второй бросок. Свистнул линь, взмыла в воздух колотушка с крючками. И опять мимо. Третьего броска Ятчоль сделать не успел — нерпа утонула.
— Я сегодня убью Пойгина! — в отчаянии погрозил Ятчоль.
— Промажешь! — насмешливо сказал Тымнэро и, вскинув карабин, метко поразил следующую нерпу.
Вечером жена Ятчоля Мэмэль — Нерпа — у соседей сетовала на свою судьбу:
— Лучше бы ослепнуть, чтоб не видеть, как вселяется в мужа ярость медведя. Схватил карабин и кричит:
— Посади меня на цепь, а то беда будет. Убью Пойгина — судить станут.
Слова эти передали Пойгину.
— Пойду посмотрю на него, — сказал Пойгин. — Если сам себя на цепь посадил, значит, боится встречи со мной. А я все-таки еще раз сегодня гляну ему в глаза…
И вот Пойгин вошел в дом Ятчоля. В первой комнате было пусто и грязно. Впрочем, у Ятчоля всегда было грязно — и сейчас, и тогда, когда жил в яранге. В дом перешел одним из первых и сразу же сделал его еще грязнее яранги. Пахнет пережженным нерпичьим жиром, кислыми шкурами, мочой. Печка полуразрушена, на полу немытая посуда.
В соседней комнате послышался пьяный голос Ятчоля:
— Мэмэль, где ты там? Дай мне еще бумаги и другой карандаш. Этот сломался.
Пойгин отворил дверь и увидел Ятчоля, сидевшего на полу. Он действительно посадил себя на цепь: один конец был замкнут тяжелым замком на спинке кровати, а второй обмотан вокруг шеи. На полу недопитая бутылка спирта, железная кружка и чайник, опрокинутый набок, из которого вылилась вода. Тут же было разбросано несколько листков бумаги, вырванных из тетради. Сидя спиной к двери, Ятчоль безуспешно пытался отодрать от грязного пола один из бумажных листков.
— Мэмэль, где ты? Вытри пол. Дай мне еще бумаги и карандаш…
Длинная цепь гремела на полу. Ятчоль порой поправлял ее на шее, потом опять тянулся к листку. Почувствовав наконец, что за его спиной кто-то стоит, он повернулся и вдруг встал на четвереньки, буравя Пойгина налитыми кровью пьяными глазами:
— Ты зачем сюда пришел?
Пойгин не ответил. Скинув гремящую цепь с шеи, Ятчоль бросился к кровати, запустил руку под тюфяк, выхватил карабин.
— Убью!
— Промажешь, — спокойно ответил Пойгин.
Ятчоль вскинул карабин и долго целился, пьяно поводя стволом из стороны в сторону. Пойгин не двинулся с места. Ятчоль щелкнул незаряженным карабином, отомкнул затвор.
— Я знаю, ты догадался, что карабин пустой. Спрятала от меня Мэмэль все патроны. Но ничего! — Ятчоль поднял с пола карандаш, нацелился в Пойгина, будто копьем. — Вот чем я тебя убью. Заявление напишу… судить тебя надо за шаманство. Видишь, сколько листков бумаги испортил? Когда пьяный — буквы туда-сюда, будто козявки, разбегаются… Садись, спирту выпей. Ну, ну, садись, пока я добрый. Слышишь? Я мириться хочу…
Пойгин молчал, глядя на Ятчоля точно таким же взглядом запавших глаз, каким он привел его в смятение на берегу моря.
— Отвернись! Не смотри на меня так! — пьяно замахал Ятчоль руками.
2
Так покарал Пойгин прошлым летом Ятчоля. И вот, сидя на полу в доме своего судьи, Ятчоль, как всегда, грозился, что рано или поздно совершит свой суд над ним.
— В газету напишу большую заметку. — Ятчоль глубокомысленно поднял к потолку лицо, поудобнее скрещивая на полу ноги, беззвучно пошевелил губами, как бы подыскивая слова, чтобы разоблачить проступки Пойгина. — Начало будет такое: шаман Пойгин нацепил на грудь себе Золотую Звезду и сказал, что снял с неба Элькэп-енэр…
— Кому я это сказал? Впрочем, мне нравится твоя глупость, на сказку похожа, — миролюбиво сказал Пойгин и, отцепив с лацкана пиджака Золотую Звезду, принялся прикалывать ее к груди своей шаманской кухлянки. — Тебe известно, что я не черный — я белый шаман. Поклоняюсь солнцу, а не светилу злых духов — луне…
— Да, да, солнцу, солнцу, — равнодушно подтвердил Ятчоль, снова набивая трубку.
— Не злые духи, а благожелательные ваиргит стали навсегда моими помощниками.
— Слышал, слышал столько раз, сколько выкурил в своей жизни вот эту трубку.
— Послушай еще раз, чтобы не писал больше всяких писем, что я просто шаман. Я белый, понимаешь, белый шаман. Еще с детства я прогонял от себя всех злых духов. Я не заключал с ними никакого уговора, хотя они очень хотели, чтобы я…
— Слышал, слышал, — уже раздраженно прервал Ятчоль собеседника. — Столько раз слышал, сколько опускал штаны по нужде.
— Ну так вот, послушай в последний раз, если не хочешь, чтобы я еще раз тебя наказал. — Пойгин не принял от Ятчоля трубку, раскурил свою. — Может случиться… опустишь штаны, а снова поднять больше никогда не сможешь…