Белый треугольник

Манкин Валентин Григорьевич

Понимал, что лодки у всех основных соперников приблизительно одинаковы по ходовым качествам. Каждый, стремился использовать максимум новинок и усовершенствований. Паруса тоже большого преимущества не давали, потому что и они были изготовлены одними и теми же ведущими мировыми фирмами. Оставалась тактика, умелое построение гонки, то есть то, что определялось уровнем мастерства.

Снова мысленно представлял, чем силен каждый соперник: Стартиес, Фостер, Хольц, Уоррен. А Лунде Раудашл? Оживали в памяти все проведенные с ними регаты. Припоминались тактические рисунки их гонок. Продумывались варианты борьбы с каждым из них. Можно сказать, что до начала олимпийских гонок

каждая из них была несколько раз проведена мысленно: с различными лидерами, с разными вариантами ветра. Даже с разными случайностями — на всякий случай. Слишком свежи были воспоминания о “приключениях” в Иере и Ла-Рошели.

У нас с Виталием окончательно испортились взаимоотношения. Уходя из яхт-клуба, мы с ним не разговаривали. Но у лодки приходилось себя сдерживать. Как-никак в парусе мы с ним понимали друг друга. Значит, все личное на потом. Сейчас Олимпиада. Только Олимпиада.

В один из последних дней пребывания в Риге у нас состоялось партийно-комсомольское собрание. Сборная команда по возрасту пестра — есть и комсомольцы, есть и люди постарше, имеющие не один год партийного стажа. Это было строгое, даже немножко суровое собрание, Выступил каждый из нас. Нет, мы не обещали достать звезды с неба. Но каждый из нас дал слово отдать все силы борьбе. Все, без остатка. И это было нашей клятвой накануне Олимпиады.

Помню, было похожее собрание и перед Мексикой. Я тогда был на четыре года моложе. Ехал на первую Олимпиаду. И от волнения не мог толком говорить. Но и тогда наше обещание было клятвой.

Я ее выполнил. И наградой для меня стал орден “Знак Почета” и занесение моего имени в книгу Почета Ленинского комсомола.

Вот эта связь с комсомолом — она неразрывна. Мы растем, мужаем, но в душе все равно остаемся мальчишками-комсомольцами. Не потому ли мы так любим песни Александры Пахмутовой, так дружим с ней? Не потому ли родственны нам стихи Роберта Рождественского, повзрослевшего, но все равно сохранившего в душе комсомольский огонек поэта? Они были с нами в Мексике. Мы их будем ждать в Киле...

Саша Чучелов поедет запасным. Весь сезон он выступал на “Солинге”. И хотя среди других был новичком, его присутствие в регатах заставило лидеров подтянуться. Теперь он едет в Киль. Это хорошо. Когда друзья рядом, всегда хорошо. А мы с ним, разойдясь по разным классам, подружились по-настоящему. Все-таки, когда стоит между “кому быть”, дружба не та. А теперь между нами не было ничего. Был только парус, которому мы оба преданы до конца.

Итак, на Олимпиаде участвуют: на “Финне” — Виктор Потапов, на “Летучем голландце” — Владимир Леонтьев с Валерием Зубановым. На “Звезднике” чуть ли не в последний день у Бориса Будникова поменяется шкотовый. К Олимпиаде Борис готовился с Федором Шутковым — самым заслуженным из всех наших матросов, соавтором Пинегина по римской победе. И уже в Киле тренерский совет решил заменить 48-летнего Шуткова Владимиром Васильевым, тоже известным среди поклонников “звездного” класса яхтсменом рулевым. На “Драконах” Борис Хабаров, выиграв первенство Союза, одновременно завоевал и место в сборной вместе со своими шкотовыми Николаем Громовым и Владимиром Яковлевым. Тимир Пинегин будет стартовать в новом для себя классе — управлять “Солингом” ему помогают Валентин Замотайкин и Раис Галимов, Ну и на “Темпесте” мы с Дырдырой.

КИЛЬ-1972

И вот Киль. На этот раз Киль олимпийский. Знакомый и незнакомый. Так же, как соперники, знакомые и незнакомые. Знакомы, потому что не раз встречались.

Незнакомые, потому что на Олимпийских играх, на “Темпестах”,

впервые.

Первая гонка. Ходят в стартовой зоне Лунде, Хольц. Сегодня мы уже соперники. А еще вчера вместе провели последнюю тренировку, окончательно проверив настройку своих яхт.

Мы приехали в Киль на машинах. Вовремя, с целыми лодками. И хотя с последней регаты прошло совсем немного времени, олимпийская база преобразилась.

12 августа провел первую тренировку. Ветер северо-восточный, баллов пять. Виталий приболел. Пошли с Васильевым, неплохо размялись. Вечером договорились с Лунде, что будем вместе настраивать лодки. Нужно проверить наклон мачты, натяжение такелажа, от которого зависит гибкость мачты. Лунде охотно согласился. Он приехал из Норвегии один, и ему, как и мне, не с кем было вместе походить. В остальных классах соотечественники Питера привезли по нескольку экипажей, чтобы помочь олимпийцам готовиться к регате.

Четырнадцатого вышли в море с Лунде. Обнаружили, что его лодка лучше идет в бакштаг (курс, когда ветер дует сзади и сбоку яхты), а наша — в лавировку.

На следующий день пошел дождь. Северо-западный ветер доходил до четырех баллов. Провели две тренировки и поняли, что наш спинакер никуда не годится. А еще через один день подняли яхту и начали готовиться к обмеру.

Приехал Раудашл и привез последнюю модель грота. Предложил мне этот новый парус.

— А ты не боишься, что я буду ходить быстрее тебя?

Раудашл в ответ только улыбнулся:

— Если тебе поможет в этом мой парус...

Гонки гонками, а о престиже фирмы тоже не приходилось забывать. И здесь, видно, Раудашл-гонщик уступал Раудашлю — владельцу судоверфи.

Четыре дня прошло в подгонке яхты, парусов, а потом снова тренировочная гонка. Не ладилось у нас со спинакером. Первым пришел запасной англичанин Пикок.

Двадцать второго — день отдыха. Поехал в Гамбург. Получил на вокзале пакет с парусами. В регате можно использовать три грота, три стакселя, два спинакера, две мачты и два гика. Парусов у меня меньше.

Двадцать шестого открывалась Олимпиада в Мюнхене. Нас решили повезти туда. Сто километров до Гамбурга ехали машиной. Там проболтались до 12 часов. Прямо с самолета на стадион. Долго стояли на поле, не видя ничего, кроме спин и затылков. А в 12 ночи вернулись в Киль. Утром ребята, не ездившие в Мюнхен, подробно рассказали нам, как же открывалась Олимпиада. По телевизору они увидели все гораздо лучше.

Двадцать восьмого прошла церемония открытия у нас в Киле. Спортсмен с факелом прибежал на час раньше времени. Его устроили на отдых в холле. Потом он снова побежал, будто и не останавливался.

А сегодня, двадцать девятого, наша первая гонка.

Основные конкуренты известны. Сильнее других Фостер и Уоррен. За ними идут сразу человек восемь, приблизительно равных по силам.

Утро было тихим, солнечным. К началу гонки над морем дул ветер балла в два. Постарались облегчить яхту настолько, насколько это возможно. Не взяли с собой ни завтрака, ни воды. Даже кеды выкинул на катер — все-таки килограмма полтора лишних. С собой захватили только отвертку и плоскогубцы.

В первой гонке, еще ничем не связанный, сам выбираешь для себя определенное поведение на дистанции, в стартовой зоне. Северо-западный ветер напомнил мне Акапулько. Здесь тоже выгоднее было начинать борьбу у левого, нижнего знака. Но с тех пор изменились правила соревнований. Раньше можно было все время ходить по стартовой зоне. Теперь же ввели правила одной минуты. За минуту до выстрела уже нельзя было пересекать стартовую линию. И это сразу меняло тактику.