Белый вор
Шрифт:
Офицер проскочил дальше. С противоположной стороны вышел чумазый как чёрт Степанов. Ему удалось отстать. Кощею и Парикмахерше было не до него. Степанов оглядывался в поисках спецназа. Опасаясь близости преступников, он не осмеливался позвать громко. Глупая овчарка шмыгнула носом, короткими прыжками заспешила в туман. Степанов пах ментом. Собачья цель – впереди.
Степанов неловко замахал вслед собаке нераненой рукой. Хрипло прокричал, выдавая себя. Странник вытянул руки, схватил майора за ноги и повалил в воду. Майор барахтался. Странник курнал его с головой. Толкал в плюющий рот болотную траву вместо кляпа.
Стихло. Погоня ушла. Степанов перестал дёргаться. Ждал другого случая, часто хлопа слезившимися глазами.
Куда –
Комары, москиты и мошкара одолевали. Мелкая кровососная тля садилась на темя, шею и лицо облаком. Но нельзя было сильно шевелиться, стряхнуть кровососов. Странник дул на комаров. Выпятив нижнюю губу.
Периодически перемена ветра доносила шаги и голоса большой группы людей. Возможно, подоспела подмога. Лаяли собаки. Всплеск воды означал, кто-то оступился, потеряв равновесие. Тогда визг и ворчание собак , брань людей разносились эхом.
Снова рядом шорох раздвигаемого камыша. Собака нашла пегого утёнка. Хотела придушить, да налетела конкурентка. Овчарки сцепились. Автоматная очередь разогнала грызущийся комок из двух щерившихся пастей и взъерошенных хвостов.
Выстрелы подняли из кустов великое множество затаившихся разнокалиберных пернатых. Птицы взмыли над болотом пёстрым горластым трепещущим одеялом.
Странник лежал за кочкой, правой рукой сжимая горло Степанову, левой ладонью заткнув ему рот.
29
МЕЖДУ СВОИМИ
Раненая рука Степанова невыносимо разнылась. Подмышка мокла тёплой вязкой кровью. Холодная болотная жижи проникала в разошедшиеся швы и знобила. Холод и жар одновременно. Заражение крови грозило Степанову. Он ослабел и едва сопротивлялся Страннику, притоплявшему его, если слышал близ подозрительные звуки.
Выпачканные тиной, Странник и Степанов торчали над болотом пнями. Прислонив губы к уху Степанова, Странник шептал:
– Ну что, братишка? Мы опять вместе, как в детстве. Тогда нас ничего не разделяло.
– Ты мне не брат, - упрямо твердил Степанов.
Липкий голос Странника настигал:
– Нет, брат… А помнишь лодку, и мы – вниз по течению? Лодка текла и нам, малышам, было страшно, почти как сейчас.
– Мне бояться нечего. Я закон не нарушал. Боишься ты.
– Ты больше боишься, майор. Потому и потянуло тебя на Север. Из-за меня напросился в инспекцию, из-за брата. Вынюхивал, что да как. Со мной хотел перетереть, чтобы я отрёкся от тебя? Не позорил… Ты мне не нужен. Вы и дело моё с Яковом Андреевичем переделали, и фамилию вписали другую, лишь бы я не запачкал светлое имя. Прокурор и племянница твоя постарались. Вы же – в органах, я же – никак нет! Какое продвижение у тебя может быть, майор, с таким братом? Родственнички должны быть чисты. « Имеете ли родственников, привлекавшихся к суду?» - передразнил Странник. – «Имею. Да ещё с развесистыми статьями».
Странник подтащил лицо Странника к своему:
– Как собирался отделаться от меня, гадёныш? Задумал сменять брата на повышение? Ещё звезду на погоны нацепить? Подполковник юстиции Степанов, звучит!
– Я ничего не задумал. Командировка совпала. Отпусти, дышать трудно!.. Ты, Сергей, перешёл черту, - тяжело дышал Степанов.
– Нет, Валера, я сделал свой выбор. Я хочу жить по справедливым понятиям, а не впаривать лохам законы, которые вы сами, власть, не соблюдаете. Я работал в прокуратуре, вёл дело по комбинату Манцевича. Когда Манцевич выдвинулся в мэры, Бурденко – муж твоей и моей племянницы, городской прокурор, дал приказ: всё по Машиностроительному прикрыть. А Манцевичу явная весёлая хозяйственная статья светила! У вас – наверху один и тот же человек сегодня вор, и его место в тюрьме, завтра – порядочный гражданин и образец обывателям. Потом прислали вводную из Москвы – расследование по нецелевому использованию средств на Машиностроительном комбинате продолжить. Причина – не честь и справедливость, понятия у вас устаревшие, а некий московский в ейские мэры намылился, заводы у нас скупал. Надо было ему Манцевича замазать как конкурента. Мы, прокурорские шестёрки, опять копать. Манцевича сняли с должности. Бурденко выдал подписку о невыезде. И вдруг – опросы, общественное мнение показывает: Манцевич на выборах скорей всего и убедительно победит… Когда победа Манцевича стала очевидной, Бурденко тут же с ним снюхался, будто и сажать никогда не собирался. Прибежал с преждевременными поздравлениями. Нужно же себя в прокурорском кресле сохранить! Место хлебное… У меня же и моего непосредственного начальника, Володьки, кто дело вёл, по молодости была честь. Хватит, один раз под Бурденко легли! Доказательства на Манцевича чересчур рисовались очевидными. И звёзд нам захотелось. Не пошли мы на попятную, как Бурденко велел, не прикрыли дело. Мы с Владимиром написали жалобу на Бурденко в областную прокуратуру. Я её лично отвёз и зарегистрировал по форме. В ту же ночь полезли мы с Володькой выемку на комбинат в кабинете Манцевича. Правда, санкции у нас не было. Понтами через проходную шли. Вскрыли сейф, бумаги извлекли железные. Манцевичу была бы крышка, да и городскому прокурору Бурденко, его прикрывавшему. Родственничек!.. Подонки успели созвониться. Охрана им сообщила, когда мы в кабинете опись составляли. Мы выходим, нас с комбината – не пускать. Возникает перепалка, драка, мы – бежать. Гады стреляют. Володька смертельно ранен. Умер в больнице. Изъятые нами документы растворились. А Володька друг мне был. Тоже чуждое понятие? Хоть и начальник. К восьми утра отпечатали на меня служебное расследование. Подбросили мне в сейф и пистолет с отпечатками пальцев известного подкормленного москвичами и без вести пропавшего во время предвыборной кампании журналиста. Заказные статьи писал против Манцевича, городского прокурора, других отцов…
Якобы отпечатки доказывали, что журналист боролся со мной. При обыске на квартире у меня нашли и наркотики. Называется, букет криминальной бабушки. Cсослуживцы в прокуратуре коллективное письмо против меня подписали. И такой я, и эдакий. Не без них обошлось недостающие мне «вещдоки» подсунуть… - Странник нехорошо засмеялся.
– И тогда ты перекосил сослуживцев? Ранил даже племянницу.
– Надюха случайно в отдел зашла. Я был нас взводе. Её не разглядел… За Володьку по хорошему надо Манцевича и Бурденко валить, а не этих дешёвых ублюдков. Бурденко, как чувствовал, в тот день на работу не приехал. Я хотел отложить. Тут один сослуживец меня словом задел и понеслось.
Странник ослабил хватку, и Степанову удалось чуть отодвинуться.
– Чувство справедливости погнало тебя в воры?.. Ты хвастаешь «понятиями», а по ним не можешь ходить в авторитете… Разве что - «танком».
– С таким братом – да. С такой роднёй.
Оба замолчали. Посвист птиц и кваканье лягушек нарушало тишину. Заморосил мелкий дождик, редкий в этих суровых краях.
Капли текли по лицу. Странник радовался дождю. Дождь прибьёт запахи к земле, и далеко ушедшие овчарки не унюхают беглецов.
Странник и майор сидели в болоте часов шесть. Донёсся звук пропеллера, но ещё долго не верилось, что преследователи улетели.
Странник выбрался из болота первым. Рядом неожиданно углядел Кощея и сразу призадумался, не слышал ли тот его байку со Степановым. Парикмахерша сидела за кустом вереска. Её окликали, она со страху не отзывалась. От грязи голова бабы казалась футбольным мячом, чесалось замочить по её кочану носком ботинка.
Странник обоссался пока сидел в жиже. Водой из лужицы, вывернув штаны, он смывал мочу, поглядывая на Степанова. Сдаст или нет? Тому не было резона изливаться Кощею и Парикмахерше в родственных связях с их командиром. Майор молчал.