Белый ворон Одина
Шрифт:
— Прочь! Прочь! — кричала она, задыхаясь и колотя нас, словно шелудивых псов. — Оставьте меня в покое!
— Хорошо, хорошо… Но, знаешь ли, мы ужасно рады тебя видеть! — смеялся Финн, снова кидаясь обнять ее.
Его обнаженный Годи со свистом промелькнул возле самого уха Тордис, и женщина в испуге отпрянула. Финн рассыпался в извинениях, одновременно пряча меч в ножны.
— Что ты здесь делаешь? — резко спросил я, чувствуя, как новая тревога холодными пальцами сжимает мне сердце.
— А… ну да, — спохватилась Тордис, натягивая на голову сбившийся плат (одна
— Объясни сейчас, — потребовал я.
Но Тордис уже подталкивала нас к веревке, на ходу пересказывая новости.
Оказывается, сегодня поутру — пока мы бродили по мрачному подземелью — Владимир забрал все серебро и ушел вместе со своей дружиной. Наши парни хотели было им помешать, но Квасир получил от меня строгий наказ держать их в узде. Я действительно велел им сидеть тихо и дожидаться нашего возвращения. Поэтому побратимы позволили оттеснить себя на остров и молча стояли под нацеленными на них стрелами. Их мечи и топоры лежали поодаль, и когда эта маленькая славянская крыса сбежала, наши парни вернули себе оружие.
После этого Квасир последовал за князем. Он пошел пешком, поскольку лошадей у нас не осталось. Гизур остался командовать вместо него, и я сто раз проклял его за то, что он отпустил Квасира одного. Как выяснилось, не одного… Торгунна отправилась вслед за мужем. Остальные побратимы добрались до кургана, и Гизур отправил вниз Тордис — разыскать нас и обо всем сообщить. Тот факт, что он не спустился сам, должен был мне все объяснить. Однако я настолько кипел от ярости, что совсем ничего не соображал.
— Какого черта Квасир поперся за ними? — крикнул Финн, двигавшийся первым по веревке.
Стоявшая внизу Тордис, прокричала в ответ:
— Иона Асанес пропал — Квасир отправился на его поиски.
— А Торгунна? — прорычал я, довольно грубо подталкивая Тордис под зад, чтоб она скорее лезла по веревке. — Она-то о чем думала?
— Она пошла за Квасиром, — пропыхтела Тордис. — И, между прочим, следи за своими руками, ярл Орм. А то как бы тебе не пришлось жениться на мне…
— Прости, — пробормотал я и полез следом за Тордис.
Первым, кого я увидел наверху, был Гизур. Он протянул руку и помог выбраться наружу. Финн сидел неподалеку, в руках он держал лук Хаука Торопыги и последние шесть стрел. Остальные побратимы стояли вкруг, выставив стенку из поднятых щитов.
— И какого рожна она потащилась за Квасиром? — продолжал я допытываться.
Поскольку все молчали, то я налетел на Гизура.
— А ты-то, тупой ублюдок, куда глядел? Как ты мог отпустить женщину в степь?
— Квасир ее муж, — ответила Тордис. — Яркий свет ранит его единственный глаз, он едва им видит. А скоро, похоже, совсем ослепнет. И, тем не менее, он более зрячий, чем ты, ярл Орм. Ибо ты умудряешься не видеть того, что находится у тебя под самым носом.
Я вытаращился на них в изумлении. Финн смущенно скреб подбородок. Судя по всему, он был в курсе. Гизур тоже. Ятра Одина, да что ж такое? Выходит, все всё знали, кроме меня, их ярла… Впрочем, если я и должен на кого злиться, так только на себя самого. Все и впрямь происходило на моих глазах, и дай я себе труд подумать… Теперь-то все сложилось в цельную картину — каждый промах, который Квасир допустил со своим топором… его недавно появившаяся манера по-птичьи склонять голову… и эта грязная льняная повязка на глазах. Надо быть полным олухом, чтоб ничего не заподозрить.
Стыд и отчаяние мгновенно погасили мой гнев. Однако тут Гизур имел неосторожность прочистить горло, и я налетел на него с новой силой:
— А ты-то хорош, коровья задница! Ты должен был ее остановить. И еготоже! Ты хоть людей-то послал за ними?
Гизур пошатнулся от порыва налетевшего ветра, но тут же выпрямился и посмотрел на меня с мрачным спокойствием.
— Ты оставил Квасира за главного, — пожал он плечами. — Он командовал, мне оставалось лишь исполнять его приказы. Да, я отпустил Торгунну, но это лучшее, что я мог сделать в сложившихся обстоятельствах.
— Каких обстоятельствах? — взревел я, ничего не видя перед собой от ярости.
И тогда Гизур кивнул поверх спин побратимов — все они стояли в доспехах и с оружием в руках. Я проследил за его жестом, и то, что предстало моему взору, заставило меня мигом заткнуться. Потому что там, в заснеженной степи, я увидел мужененавистниц. Их было очень много — не менее трех сотен, отметил я тем краешком сознания, который пока еще работал. Во всяком случае, достаточно много, чтобы взять нас в кольцо. Проклятые амазонки заняли очень удобную позицию, расположившись по периметру замерзшего озера, посреди которого находился наш крохотный островок. Они неподвижно сидели на своих мохнатых лошадках и выжидали. Точно стая голодных волков, которая терпеливо ждет своего часа.
Нас было всего двадцать человек — последних оставшихся в живых побратимов. Все изрядно ослабевшие и потрепанные долгим путешествием по зимней степи. Я оглядел свое маленькое воинство. Лица осунулись, щеки запали, глаза воспалились и слезятся, из носа течет. Черные спутанные бороды тронуты изморозью — так что казалось, будто по щекам текут слезы. Я смотрел, как они стоят — эти люди, называвшие меня своим ярлом, — сгорбившись под заржавевшими шлемами, тощие колени торчат над грязными обмотками с заправленной под них соломой, костяшки на обмороженных руках покраснели и кровоточат.
И все же они уверенно держали в этих руках щиты и смазанные жиром копья, а начищенные лезвия клинков блестели, как новенькие. Мои хирдманны ухмылялись зловещими улыбками, как люди, которым некуда отступать. Они и впрямь даже мысли не допускали о том, чтобы бросить оружие и сбежать. Да что там говорить, если даже Фиск, не связанный с нами обетом, решительно супил брови.
На душе у меня потеплело. Я любил их всех, моих побратимов… а особенно Финна, который в тот миг закончил возиться со стрелами и решил высказаться от лица всего Обетного Братства. Оскалившись так, что на потрескавшихся губах выступила кровь, он объявил: