Белый Всадник
Шрифт:
Таня глубоко вздохнула. Всегда эта проблема!
– Честно говоря, у меня совсем нет денег.
– Разумеется, я угощаю, - сказал Виктор.- Так что вам принести?
– Ну... не знаю. То же, что и вам.
Виктор направился к прилавку. Через пять минут он вернулся с двумя запотевшими стеклянными вазочками, тарелкой с пирожным и бутылкой грушевого лимонада. Пломбир в вазочках был залит шоколадом да еще засыпан орешками. Из-за волнения Таня сегодня не завтракала, а время подходило уже к обеду, поэтому ее не могла не порадовать щедрость нового знакомого.
За едой Таня украдкой разглядела его подробнее. Виктор был, бесспорно, красив. Возраст его точному определению не поддавался: от двадцати до тридцати пяти. Тонкие, изящные черты лица, мягкие черные кудри, и особенно большие, как у ребенка, глубокие темные глаза в пушистых длинных ресницах - все это придавало ему хрупкий, почти женственный вид, хотя роста он был не маленького. (Тут Таня невольно смутилась, вспомнив, что платье на ней мокрое от пота, и волосы наверняка висят неприглядными сосульками). Манеры молодого человека были в высшей степени изысканны. Он ел, лучше сказать, кушал, сидя совершенно прямо, почти не глядя на стол, орудуя ложечкой с большим изяществом. Руки его, смугловатые, тонкокостные, твердые и уверенные в движениях, с очень длинными, ловкими пальцами, наводили на мысль о хирурге или музыканте.
– Вы не огорчайтесь, - говорил он, - Я в свое время тоже завалил много экзаменов, и ничего, как видите, жив, и даже с дипломом.
– Да я и не огорчаюсь, - сказала Таня, - через год поступлю.
– Ну, конечно, все-таки неприятно...
– Честно говоря, да, - согласилась Таня.- Как я появлюсь у себя в Энске? Меня считали такой отличницей, знаете - "гордость школы", и вот... Наш Энск ведь это большая деревня, сплетни пойдут, знаете, как это бывает.
– А вы не обращайте внимания!
– посоветовал Виктор,- Как это... "Услышишь суд глупца и смех толпы холодной"... У вас, похоже, особенные отношения с Александром Сергеевичем?
– Да, - Таня кивнула,- я и в Михайловское каждый год езжу, на день рождения его. Даже в этом году ездила, хотя выпускные были. Я вообще литературу люблю.
– Наверное, хорошие учителя были в школе?
– предположил Виктор.
– Ничего. Но мне в школе было скучно. Я не из школы это все люблю.
– И поступали на филфак?
– Да. Наверное, зря. Я ни к чему толком не способна, даже экзамен сдать не могу.
Таня ловко поддела ложечкой подтаявшее мороженое, прихватив понемногу и орешков, и шоколада.
– Я всегда считал,- начал Виктор,- что русская литература слишком сложна для средней школы. Подросткам интересны могут быть Дюма, Вальтер Скотт, Стругацкие... Может быть, Бальзак, Диккенс. С другой стороны, понятно, что школа старается дать определенный культурный уровень. Но почему-то из этого ничего не выходит, кроме отвращения к классикам, а у некоторых - и вообще к книгам. Такие, как Вы - редкость, согласитесь. Я, например, в школе ни одного программного произведения из глупого принципа не читал. Но все их прочитал позже, когда появился какой-то собственный опыт. И то далеко не постиг всей глубины. Тоже еще рановато.
Виктор налил себе и Тане лимонада, двумя пальцами, как хрустальный бокал, приподнял общепитовский стакан, осторожно пригубил напиток.
– Да, наверное, - сказала Таня.
– Мне больше всего не нравится то, что нужно писать сочинения так, как профессиональные критики. Мои мысли, конечно, очень примитивны, но их излагать интереснее, чем чьи-то чужие. Я не знаю, наверное, или я не способна никогда стать филологом, или что-то у нас просто не так.
Таня осеклась. Ее вдруг смутила мысль, что вот она сидит в кафе с совершенно незнакомым мужчиной и почему-то беседует с ним о литературе, о школе, о том, что ей интересно... а ему, что ему нужно от нее? Да какая разница, оборвала она себя. Почему нужно ко всему прикладывать банальные мещанские соображения?
Если не задумываться над всем этим... если просто болтать, то - очень хорошо. Какая-то незримая связь... Хоть и сказано еще совсем немного, и ничего не ясно возникла уже эта связь. И немыслимо теперь расстаться просто так, навсегда.
Но тут же иная часть Таниного существа, ее Родительское "Я", если следовать учению Берна, глубоко возмутилась: после пятнадцати минут знакомства воображать бог весть что? "Уж не влюбилась ли ты?"- ехидно спросила эта часть. "Нет",честно ответила Таня. Ничего похожего, кажется, не было.
Ах! Ведь Виктор что-то говорил... и, кажется, ждет ответа. А она пропустила все мимо ушей.
– Простите, - проговорила она, краснея.- Я задумалась, и не слышала совсем, что вы говорили.
– Неудивительно,- сказал Виктор,- В вашей жизни произошло немаленькое событие. Конечно, вам не до высоких материй сегодня.
Мороженое уже исчезло, оставив после себя кремовые лужицы в вазочках, пропало, по обыкновению всех удовольствий - исчезать, едва появившись. "Что же дальше?"- подумала Таня. Во всех случаях, когда она знакомилась с молодыми людьми, самыми большими проблемами было - о чем говорить и что же делать дальше. Вероятно, она знакомилась не с теми. Во всяком случае, Виктор решительно брал эти проблемы на себя.
Слегка придвинувшись к ней и положив костистую смуглую руку на стол рядом с таниной рукой, он сказал негромко:
– Вы простите, что я так вмешиваюсь в ваши личные дела, но... можно задать вопрос?
– (Таня кивнула) - Когда вы едете назад, в Энск? Если не секрет, конечно, - прибавил он.
– Нет, не секрет. Поезд отходит завтра утром. На сегодняшний я не успела.
– Ага! Простите,- смутился Виктор,- А... до завтра вам есть где переночевать?
– Ну, это не проблема. У вас очень хороший вокзал. Предприятие коммунистического обслуживания, как написано там на табличке, и по-моему, справедливо написано!
– Вы, наверное, сочтете меня наглецом,- проговорил Виктор, опустив глаза,- Но я мог бы предложить вам кое-что получше. Вы могли бы переночевать у нас.
– Я понимаю, что это звучит дико,- поспешно добавил он, глянув на танино лицо,- Тем более, что я живу не с родителями, а мы снимаем квартиру с друзьями. Но что, если вы рискнете?
– Ну... Не знаю.
– Ведь вы не Красная Шапочка, хотя матушка наверняка дала вам кучу наставлений по поводу хищников. Ну, а я - отнюдь не волк. Вашей чести ничего не грозит, даю слово.