Бенефис для убийцы
Шрифт:
Досадуя на себя, Станислав встал и подошел к окну. Спортивный городок расположенной через дорогу школы занял городской пионерлагерь. Девочки, крича и смеясь, играли в пионербол. Рядом, на другом корте, мужская часть класса самозабвенно гоняла футбольный мяч. Маленький белобрысый футболист ловко обыграл двух соперников и устремился к воротам. Ему удалось протолкнуть мяч мимо выбежавшего навстречу вратаря, но от столкновения форвард уже уклониться не сумел и оказался на земле. Ликующие товарищи бросились к нему, принялись тормошить, помогая подняться.
«Стоп!– скомандовал себе Станислав. – Вчера утром… Вчера утром недалеко от управления на улице столкнулись два человека: одним из них был я, а вторым…»
«Ну да, все сходится, – размышлял Станислав, пробегая еще раз ориентировку. – Ох, и шляпа я!» В досаде он хватил кулаком по подоконнику, передернулся от боли и посмотрел на часы: пора идти к начальству.
Первым, кого увидел Широков в кабинете шефа, была Наташа Червоненко. Она сидела в уголке и что-то сосредоточенно читала, раскрыв на коленях коричневую кожаную папку. Сегодня следователь была одета в модный вязаный джемпер таких же, как папка, тонов и узкую черную юбку, открывавшую колени. У окна оживленно беседовали Белозеров и Юрков. За столом для заседаний подпирал тяжелую голову Николай Николаевич Мальцев. Самого Ерофеева в кабинете не было.
Станислав кивнул Толе Юркову, которого еще сегодня не видел и, сам удивляясь своей решительности, присел рядом с Наташей. Она украдкой ласково пожала его руку и шепотом спросила:
– Как дела? Как ты себя чувствуешь?
Обрадованный нотками нежного участия в ее голосе он так же шепотом ответил:
– Спасибо, почти хорошо… Только голова немного болит.
– Впредь будет наука, как ходить в гости к малознакомым женщинам.
– Ну, теперь-то я стреляный воробей!
– Скорее, не стреляный, а обутыленный… – И Наташа тихо рассмеялась.
– Я все время думаю о тебе… – прошептал Широков очень серьезно.
Улыбка сбежала с се милого лица. Она отвела глаза и, глядя куда-то в нутро папки, шепнула:
– Ты должен думать сейчас о другом, Стасик… А то кто же раскроет это преступление века?
Горькие складочки пролегли от уголков рта. Глядя на них, Широкову захотелось погладить Наташу по непокорным черным волосам, обнять и сказать что-то хорошее и очень важное. Он даже сделал движение рукой, но, перехватив внимательный взгляд Мальцева, испугался своего порыва и, проведя рукой по лбу, полез в карман за платком, сделав вид, что собирается вытереть пот.
В этот момент дверь в кабинет открылась и вошел Ерофеев с прокурором города – сухощавым, подтянутым старшим советником юстиции в больших очках. Все поднялись, приветствуя начальство.
Ерофеев опустился в любимое кресло, прокурор же скромно расположился напротив Мальцева.
Подполковник первым взял слово. Он довольно подробно обрисовал ситуацию, сложившуюся в ходе расследования, сообщил о мерах, принятых для розыска и задержания преступников. Затем Мальцев подытожил результаты работы в горбольнице. Когда Николай Николаевич неторопливо и обстоятельно завершал свой рассказ, на столе начальника зазвонил телефон. Ерофеев несколько минут молча слушал собеседника, и по лицу его можно было понять, что сведения поступают интересные.
– Николай Николаевич как в воду глядел, – сказал подполковник, положив трубку, – мне сейчас главврач звонил и сообщил результаты вскрытия. Словом, Касьянов умер от большой дозы этаналя. Этот препарат ему был совершенно противопоказан даже в малых количествах. Действует он не сразу, поэтому после укола старик спокойно уснул. Смерть наступила через полчаса примерно, уже во сне. И еще важная деталь: такой препарат есть в хирургическом отделении, и Гвоздкова имела к нему доступ. Более того, проверка народным контролем на месте показала недостачу нескольких ампул. Удалось по бумагам проследить, что недостача образовалась именно 22 июля. Если добавить к этому, что «пальчики» на шкафчике совпадают с отпечатками из квартиры Маргариты Сергеевны, то получается достаточно ясная картина, не правда ли, Юрий Иванович? – Ерофеев, улыбнувшись, посмотрел на прокурора.
– Что ж, Петр Сергеевич, аргументы против Гвоздковой в части убийства Касьянова и хулиганских действий против сотрудника милиции достаточные. Санкцию я дам, – согласился прокурор.
Тут в кабинет буквально влетел Свешников. Глаза его горели, лицо сияло. Следом зашел абсолютно спокойный Саша Оладин.
– Товарищ подполковник! – выпалил с порога Игорь. – Пальцы Петренко соответствуют обнаруженным отпечаткам на подоконнике на Гоголевской.
Глядя на Игоря и Сашу, Широков улыбнулся, вспомнив почему-то фильм о старом цирке, где на арену выходят два клоуна «рыжий» и «белый». Один из их – веселый, второй – грустный. Ребята как раз напомнили этих клоунов.
Между тем Ерофеев, не совсем понимая, кто такой Петренко, ибо Станислав еще не познакомил присутствующих и шефа с итогами беседы с задержанным, несколько обуздал пыл Игоря:
– Ты бы, Свешников, двери не ломал и людей не пугал, врываясь как заполошенный! Давайте объясните все толком.
Ничуть не смутившись, Игорь шлепнулся на первый попавшийся стул. Он только сейчас догадался о неведении товарищей. Ярко изобразив в лицах встречу в изоляторе с Петренко, Игорь торопливо доложил:
– В результате исследования кроссовок установлено, что рисунок их подошвы полностью совпадает с рисунками следов в кладовке и у сарая на Гоголевской, 8 Кроме того, два отпечатка большого и среднего пальцев правой руки на подоконнике в комнате с комодом принадлежат тому же Петренко!
– Чего ж ты сразу не сказал, что вы с мужиком успели поработать? – недовольным тоном спросил Ерофеев Широкова.
– Так я собирался это сделать, когда мне дадут слово, – оправдываясь, ответил Станислав.
– Собирался он… Когда надо, скажи, какие прыткие: разговаривают, не спрашивая разрешения… А тут важнейшее обстоятельство – и он молчит. Слова ждет, понимаешь ли…
Ерофеев укоризненно покачал головой и поглядел на прокурора, как бы Приглашая того в свидетели излишней скромности своего подчиненного. Широков сразу уловил игру шефа. Дело в том, что Петр Сергеевич был до мозга костей прямым и справедливым человеком. Он терпеть не мог интриг и закулисной возни, нередко возникавшей среди руководства правоохранительных органов города, особенно в прошлые годы. Больно обжегшись на поисках «правды» еще лет десять назад, когда только принял отдел уголовного розыска и резал эту «правду» с трибун партийных собраний, невзирая на лица, Ерофеев с годами стал более гибким, дипломатичным, уже не лез напролом, а предпочитал доводить дело, в целесообразности которого был убежден, до логического завершения, используя обходные маневры. Только в одном он не менялся и был непреклонен: когда возникали ситуации прямой несправедливости в отношении его подчиненных. Здесь спуску подполковник никому не давал. Поэтому сотрудники любили своего шефа, а начальство – терпело, ценя знания и работоспособность руководителя главного подразделения милиции.
В последнее же время, когда милицию стало популярным обвинять во всех смертных грехах и даже прокурорские работники начали коситься на коллег в погонах, болезненно воспринимавший это Ерофеев при каждом удобном и неудобном случае старался показать прокурору города, какие скромные, хорошие ребята работают в угро. Поэтому Широков не обиделся на «шпильки» шефа, хотя про себя посчитал, что тот выбрал для пропагандистской работы не совсем удачный момент. Видимо, подполковник и сам это понял, потому что опять посмотрел на Широкова и миролюбиво поинтересовался его соображениями по дальнейшим направлениям работы.