Бенефис для убийцы
Шрифт:
– Если все пойдет, как наметили, то ехать можно было завтра вечером поездом, – заметил Станислав.
– Не лезь поперек батьки в пекло, – назидательно произнес Ерофеев.
– Так ведь, может, Гвоздкова давно гуляет с хахалем по Курску! – с жаром воскликнул Игорь.
– Может, и гуляют, да только сие от нас, к сожалению, не зависит. Я еще вчера звонил начальнику курского розыска. Они обещали посмотреть за квартирой родителей Гвоздковой. И приметы объявят наружной службе – это пока все, что мы можем.
Свешников что-то хотел сказать, но вошел Слава Белозеров. Он сообщил, что бригадир доставлен и ждет в дежурной части.
– Едва успели перехватить: с внучкой собирался ехать к родителям невестки, чуть ли не силой увезли. Злой, как черт!
– Что же, поглядим… – Ерофеев поднялся из-за стола.
Решили, что Свешников посидит пока в кабинете шефа с Толстых, а сам подполковник с Широковым приведут бригадира. Запустят его, якобы случайно, в кабинет – пусть посмотрит, тот ли это «хозяин». Да и реакцию Толстых понаблюдать не мешает.
– А я? – обиженно протянул Белозеров.
– А ты с ребятами отдыхайте до 18, ноль-ноль. Потом – обход дома Толстых. Фотографии не забудьте. По завершении – сюда!
Выходя из кабинета, Свешников прошипел на ухо Широкову, что им самим не мешало бы тоже пообедать, на что Станислав только развел руками.
Через стекло дежурной части Слава показал спутникам на сухопарого высокого мужчину, лет пятидесяти, в клетчатой рубахе и темных брюках, насупленно сидевшего в ближнем «аквариуме».
Когда Ерофеев подошел к нему, мужчина что-то недовольно забурчал, поднимаясь со стула. Подполковник объяснил суть дела Полякову, но тот продолжал возмущаться, чего его побеспокоили в воскресенье. Тогда Ерофеев, изменив себе, прикрикнул:
– А ну, хватит разыгрывать оскорбленную невинность! В этой истории с домом ваша персона выглядит отнюдь не в лучшем виде! Извольте сами исправлять свои промахи!
Поляков сразу сник, возмущение как рукой сняло. Виновато моргая глазами, он просительно промямлил:
– Товарищ подполковник, виноват… Каюсь, конечно… Готов сделать все, чего надо…
«Носит же таких, – подумал про себя Станислав. – А ведь дома, небось, любящий дед. Хотя, может, все и не так…»
Вдруг Широков вспомнил, что сегодня даже не перемолвился словом с Наташей – только мельком видел ее, когда привел Зою.
Между тем все трое уже поднялись на третий этаж. Проинструктированный Ерофеевым бригадир прошел в кабинет и сразу же вышел назад в коридор. Он обрадованно кивнул и, округлив глаза, хотел что-то сказать. Но и без слов все было понятно. Поэтому подполковник велел Полякову пока подождать в коридоре, а сам решительно взялся за ручку двери.
24 июля. Воскресенье. 15 часов 30 минут.
Худощавый мужчина с треугольным лицом, над которым топорщились темные волосы, густо усыпанные сединой, стрельнул глазками-буравчиками в вошедших и сразу же упрятал их куда-то под кустистые брови. Одет он был в клетчатую рубашку серых тонов и черные вельветовые брюки.
– Как дела? – поинтересовался у Свешникова подполковник.
– Вот обсуждаем с Василь Васильичем секреты плотницкого мастерства, – усмехнулся Игорь.
– А-а-а… Дело, конечно, хорошее. Хотя мне, Толстых, как начальнику городского отдела уголовного розыска, ближе несколько иные секреты. Например, хотелось бы услышать, кто и с какой целью поручил вам шефствовать над домом номер 8 по улице Гоголя?
Станислав заметил, что Толстых вздрогнул и как-то съежился.
– Не понимаю вас, гражданин подполковник…
– Значит, не понимаете? Несколько минут назад в этот кабинет заглядывал мужчина. Неужели не признали, Василий Васильевич?
Толстых прикрыл глаза и откинулся на спинку стула.
– Что молчите? Или забыли, как регулярно в июле месяце потчевали его водочкой, чтобы повременили со сносом вашего родового имения, а?
Довольно безразличным тоном мужчина ответил:
– Путаете вы, гражданин начальник… Не понимаю, о чем изволите говорить.
– Ладно, Широков, покажи ему фотографию покойника!
Глянув на протянутое Станиславом фото, Толстых побледнел, судорожно схватился рукой за горло и выдавил:
– Так это все же он…
– Что он? – быстро переспросил Ерофеев.
– Его грохнули… на Гоголевской…
– А то вы не знали!– скептически воскликнул Широков. – Вы же как раз вечером того дня, когда свершилось убийство, находились в доме 8 по улице Гоголя?
– Ка-ак та-ак?… – задыхаясь, выдохнул «хозяин» дома.
– Так, Василий Васильевич! 20-го июля в пять-полшестого вечера, распив водочку с приятелем-бригадиром, вы задержались в доме, якобы для перевозки оставшихся там вещей… А утром мы нашли там труп! Кроме того, в том доме тогда же вечером было совершено покушение на убийство еще одного человека.
Толстых вцепился пальцами в крышку стола и выкрикнул:
– Да вы что!… Считаете, что я!… Да ты что, начальник! Я же – вор! Я же не «мокрушник»! Век воли не видать, если «травлю»! Не я «Кота» убил!
– Ах, Кота… – протянул Ерофеев, многозначительно переглянувшись с коллегами. Широков по себе чувствовал, как напряглись нервы товарищей. Момент психологически был очень важным: решалось, пойдет в «признанку» Толстых или нет.
– А то вы не зпете… – продолжал Толстых, не обратив внимания на молчание собеседников. – Ну, вот этого самого, что на фотографии.