Бенефис для убийцы
Шрифт:
– Как я понял, – от самой бабки. Я раз сам письмо от нее у Кота видел. Когда же она написала, что собирается помирать, он ко мне и обратился, – пояснил Толстых.
– А с чего это Саржина с ним переписку затеяла? Он что, ее родственник?
– Бог его знает… Кот никогда лишнего не говорил.
– Письма и телеграммы Кота сохранились?
– Нет. Он настаивал, чтоб я сразу по прочтении сжигал.
– Адрес, на который писали, помните?
Толстых смутился.
– На память – нет, а дома в блокноте записан.
Пока начальник обдумывал следующий
– Заглядывал. Было дело… – нехотя ответил тот. – Но только там, кроме старого барахла, ничего не было.
– Новый адрес Гвоздковой вы знали?
– Риты, что ли? Знал, конечно, – я в ЖЭУ еще за месяц до ее переезда узнал и Коту сообщил по его просьбе. И вот что странно: племянница почти все барахло бабкино выбросила, а комод почему-то оставила в доме. Когда я Коту об этом сказал, он даже насторожился. Потом уточнил адрес племянницы.
Свешников аж заерзал па стуле от таких любопытных сообщений. Ерофеев же, выяснив, в чем был одет Кот в день приезда, и убедившись, что тот до своей смерти не переодевался, задал главный вопрос:
– Ну-с, теперь расскажите о Коте. Начиная с исходных данных и кончая характером, привычками и так далее.
Толстых удивленно переспросил:
– А вы что, сами не знаете?
– Отвечайте на вопрос, Василий Васильевич, – повысил голос подполковник и несколько вежливее пояснил: – Всегда интересно услышать живые отклики «соратника» и очевидца.
Смирившись, Толстых поведал, что Рубцов Коля – он же Кот – отбывал наказание в виде двенадцати лет лишения свободы за вооруженное ограбление инкассаторов. Правда, подробностей он не знает. Просидел Коля «от звонка до звонка», так как по натуре был злым, подлым и жестоким человеком. В то же время, отличался хитростью и сообразительностью. В колонии его боялись. Родом Коля якобы из Курской области, но о себе не распространялся. Больше ничего, пожалуй, Толстых о Коте сказать не может.
Выслушав внимательно задержанного, Ерофеев заключил:
– Ну что же… Хорошо! Наталья Николаевна, вы уже вникли в суть дела?
Червоненко кивнула.
– Тогда вам и карты в руки: допросите официально гражданина, а Широкова со Свешниковым мы пока отправим на обыск к Василию Васильевичу, чтобы не терять времени. Надо же проверить его правдивость!
И он хитро подмигнул Толстых.
– Хорошо, Петр Сергеевич,– усталым голосом сказала Наташа, – постановление я сейчас напечатаю. Пойдемте, Станислав.
Широков послушно отправился следом.
Открыв дверь своего временного пристанища, Наташа тоном радушного хозяина пригласила:
– Прошу вас, Станислав Андреевич!
– Только после вас, Наталья Николаевна! – так же манерно возразил Широков.
Пожав плечами, Наташа прошла к столу с портативной пишущей машинкой. Станислав молча наблюдал, как она заправляет бланк постановления в каретку.
– Здравствуй, Наташа…
– Здравствуй, – удивленно ответила она, прерывая свое занятие.
– Просто, я тебя толком не видел сегодня – замотался совсем…
– Только не говори, что весь день думал обо мне и мечтал о встрече. Это банально, Широков! Да и не поверю – ты не тот человек… – Наташа бойко застучала пальцами по клавишам машинки.
– Напрасно… Я действительно думал о тебе, но, конечно, не весь день. Долго думать об одном и том же не свойственно человеку. Хотя, если тебе неприятно, я не буду об этом говорить.
Он обиженно замолчал и принялся разглядывать в окно стоявшую во дворе управления покореженную бежевую «Волгу», пригнанную ночью «гаишниками». «Почему все так получается, – думал Станислав, прислушиваясь к дробному стуку за спиной. – В чем я провинился, и чего она хочет? Пытаешься проявить нежность – плохо, не оказываешь постоянного внимания – то же самое. Ну разве я виноват, что теперь такая каша заварилась: то там, то здесь поджимает, голова пухнет от фактов, фактиков, версий… И нельзя расслабиться, упустить хоть мельчайшую деталь. Сама водь знает прекрасно!»
Машинка выдала последнюю трель и смолкла.
– Готово. Можете ехать, – раздался Наташин голос.
Станислав обернулся. Червоненко стояла у стола, протягивая Широкову бланк, и глядя куда-то поверх его головы. Тут Станислав, неожиданно для себя самого, подошел к Наташе и поцеловал ее, а потом крепко прижал к себе.
В этот момент в кабинет, вместе с фразой «Разрешите!» просунулась голова Свешникова. Но, под впечатлением увиденного, тут же скрылась, обронив растерянное «извините». Застигнутые врасплох, Широков и Наташа отпрянули друг от друга. Несколько мгновений они стояли, не зная, как себя вести. Потом, словно по команде, рассмеялись, будто набедокурившие проказники дети, радующиеся своей безнаказанности. Наташа рухнула на стул, закрывая рот рукой. Наконец, приступ веселья прошел, а вместе с ним – напряженность, возникшая между ними. Наташа промакнула платочком глаза и посмотрела на Станислава совсем по-иному: чуть грустно и чуть виновато.
– Ну вот, конспираторы… Полный провал, – она даже руками всплеснула с досады. – А все ты, Стасик! Вот к чему приводят необдуманные действия!
– Думаешь, Игорь ни о чем не догадывается?! – то ли спросил, то ли просто констатировал, как само собой разумеющееся Широков.
– Одно дело – догадываться, другое – видеть все своими глазами! – назидательно заявила Наташа.
Она подошла к Станиславу и ласково провела ладошкой по его волосам.
– Иди, Стасик, тебе действительно, пора. Ведь люди ждут!
– Я понимаю… Только прошу, не уходи домой без меня – мы постараемся недолго.
Червоненко прикрыла глаза в знак согласия и нежно коснулась губами широковской щеки.
Выйдя в коридор, Станислав жестом предложил Толстых, сидевшему на скамейке чуть в стороне от двери, пройти в кабинет. Когда остались вдвоем, Игорь ухватил друга под локоть и прошипел на ухо:
– Ну, вы даете, ребята! А если бы это был не я?!
В ответ Широков тихо рассмеялся и, обняв Игоря за плечи, увлек за собой.