Бенефис для убийцы
Шрифт:
Голос Ерофеева продолжал звучать все так же доброжелательно.
– Нам, кстати, об этом сказала кассир кинотеатра, как бишь ее фамилия? – обратился подполковник к Широкову.
– Воробьева. Зоя Воробьева, – в тон начальнику ответил Широков.
Петренко заметно вздрогнул и сцепил пальцы рук под коленками.
– Так где же вы все-таки были 20 июля вечером? – настаивал Ерофеев.
– Дома был! Дома! – громче, чем следовало, ответил Петренко.
– А хозяйка говорит, вас дома не было весь вечер до глубокой ночи.
Петренко опустил голову, лихорадочно соображая, как себя вести. Не дождавшись ответа, подполковник поинтересовался:
– Где же вы ночью так
– Ну, соврал я… Соврал, начальник!– резко бросил Петренко, выпрямившись и зло глядя на Ерофеева. – Пьяный был. Не помню, где шатался и с кем пил. По той же причине в грязи вывалялся – пришлось стирать…
– А поранились где? Подрались, что ли?
– Что, тряпки мои на экспертизу таскали? – злобно ощерился Петренко. – Ну-ну, молодцы! Это вы умеете… Подрался, конечно! Вот он мне брюки и рубаху забрызгал!
– И кроссовки, да? – поддел Станислав.
– И кроссовки!! – нервно выкрикнул Петренко, уткнув локти в колени и пряча в ладонях лицо.
– Кстати, о кроссовках, – Ерофеев не собирался давать передышку. – Вы утверждаете, что никогда не были на улице Гоголя. А вот эксперты наши установили обратное: следы именно ваших кроссовок, учитывая некоторые характерные повреждения подошвы, обнаружены утром 21 июля в доме номер восемь и во дворе этого дома. И не только следы! «Пальчики», Роман Михайлович, «пальчики» ваши остались на подоконнике в комнате с комодом. И, что интересно, одновременно с этим в доме том найден труп, а еще, тогда же ночью, там произошло покушение на убийство старика. К счастью, последний остался жив и рассказал нам о виденном и слышанном разговоре убитого «толстяка» с неким высоким мужчиной!
– Врешь, начальник, дед-то помер! – не выдержав, взорвался Петренко. Он весь дрожал.
– Откуда вы знаете, что старик помер? – неожиданно спросил Свешников.
Петренко вскочил, но увидев кинувшихся к нему оперативников, рухнул на табурет и вновь спрятал голову в ладонях.
– Спокойно, Роман Михайлович, спокойно… Не надо так волноваться! Вы были ночью в доме на Гоголевской. И, когда ваш сообщник повздорил с «толстяком», убили незнакомца чугунной гирькой. А заодно хотели пристукнуть свидетеля-деда. Потом спрятали труп убитого в сарае! Так все было, Петренко? – повысил голос подполковник, встав из-за стола.
Петренко сжимал ладонями виски и, покачиваясь, бормотал: «Нет, начальник… Нет, начальник…»
– Что, нет? За поленницей дров у Бушуевой мы нашли гирьку. На ней – следы крови убитого и Касьянова – эксперты дали заключение. На ваших кроссовках – также следы крови!
– А факт знакомства с Юрой подтвердила Бушуева, продавщица из магазина и, к тому же, его отпечатки найдены в вашей комнате! Необходимые показания дала и обманутая вами Зоя Воробьева! – поддержал шефа Широков.
После этих слов Петренко застыл на месте, но тут же вскочил и бросился к двери. Однако Станислав был начеку и подставил ему подножку, затем прыгнул сверху на задержанного и заломил ему руки за спину. Взвыв от боли, Петренко забился и засучил ногами. Тем временем Свешников помог другу замкнуть наручники, принесенные конвойным. Еще некоторое время Петренко крутился и рычал у ног молча наблюдавших за ним присутствующих. Потом внезапно затих. Широков вопросительно взглянул на Ерофеева. Тот кивнул. Тогда Станислав с Игорем подняли Петренко и усадили на табурет.
– Ну что, успокоились, Роман Михайлович? – спросил подполковник, усаживаясь напротив. – Нервишки у вас ни к черту!
Петренко молча сидел с закрытыми глазами.
– Все, давайте без дураков! – предложил Ерофеев. – Вы – человек в правовых вопросах, как я понимаю, подкованный. «Школу» в Архангельской области прошли. И не за грехи молодости срок топтали, а за групповой разбой да еще и со смертельным исходом – нам тамошние коллеги весточку прислали. Так что, не овца вы, а – волк, если по правде.
Петренко позы не изменил, но глаза открыл и слушал внимательно.
– Поэтому предлагаю рассказать правду без утайки всяких нюансов. При этом, должны понимать, что все козыри мы тут перед вами не выложили. Возможно, суд и учтет чистосердечное раскаяние, если, к тому же, показания помогут следствию установить истину. Хотя лично я бы вас расстрелял как собаку бешеную за все сотворенные мерзости – простите за откровенность!
Вероятно, эта тирада настолько поразила Петренко, что он вытаращил глаза, не веря услышанному.
– Да, расстрелял! – устало подтвердил Ерофеев. – Для меня с вами все ясно. Но, к сожалению, я не судья и не выношу приговор. Поэтому у вас есть крохотный шанс. Так что, ваши показания нужны, прежде всего, вам самому, чтоб иметь какую-то надежду. Лично я и без вашей помощи доведу дело до конца, чего бы мне это ни стоило. Широков в прошлый раз вам обещал получить достаточно фактов для истребования санкции на арест к сегодняшнему дню и обещание сдержал – работать мы умеем. И то, что вы скрываете, мы рано или поздно узнаем другим путем. Но хорошо ли это будет для гражданина Петренко, не знаю… А теперь решайте, я жду…
Ерофеев вынул из кармана сигареты и отвернулся к окну.
Широков подумал, что шефу нелегко далась победа, угробившая массу нервных клеток. А что это – победа, Станислав уже не сомневался. Словно в подтверждение, Петренко глухо вымолвил:
– Я буду говорить, начальник! Мне, действительно, ничего иного не остается, будьте вы все прокляты! Только «браслеты» снимите и дайте курить…
Заметив колебания подполковника, он добавил:
– Снимите, не буду бузить… Слово верное!
Не столько рассчитывая на «верное слово», сколько полагаясь на психологический эффект, Ерофеев попросил Свешникова снять наручники. Затем распорядился, чтобы пригласили следователя Червоненко.
Дождавшись прихода Наташи, подполковник велел Широкову и Свешникову присутствовать при допросе, а потом собраться у него для определения дальнейших мероприятий по делу.
25 июля. Понедельник. 14 часов.
Ерофеев молча курил, откинувшись на стуле и разглядывая собравшихся сотрудников. Вид у всех был неважнецкий. Даже на лице Свешникова не было привычной добродушной улыбки.
«Устали ребята… Впрочем, всегда так бывает при расследовании серьезных преступлений; первые дни – на сплошных нервах, на пределе физических и эмоциональных сил. А когда достигается какой-то весомый результат – пусть это еще не окончание дела, а только первый этап, хоть и решающий, – люди расслабляются. Полагают, что самое важное уже позади, а впереди – только чисто техническая работа. Вот и сейчас, казалось бы, сделано главное: по обоим убийствам лица, их совершившие, установлены, обстоятельства, опять же, известны. Предстоит только найти и задержать остающихся пока на свободе двух преступников», – Ерофеев помассировал пальцами кончик мясистого носа и откашлялся. Больше всего подполковника волновало нехорошее предчувствие, что как раз с этой частью задачи придется основательно повозиться. Мотивы-то убийства Рубцова да и истории в целом остаются загадкой. Значит, надо ребят настраивать, ни в коем случае не дать им остыть.