Бенефис для убийцы
Шрифт:
– Можем отправляться. Только помоги мне выехать.
Пока заводили застоявшийся в гараже автомобиль, выталкивали его в горку по размокшей дороге, пока пробирались в утреннем потоке машин, прошло порядочно времени, так что в управление прибыли тютелька в тютельку к девяти часам.
На недовольное бурчание Станислава Игорь философски заметил:
– Это судьба, Стасик! Я хотел сегодня пораньше добраться, вот и взял машину. А, видишь, как вышло…
– Ладно, – примирительно ответил Широков, – горбатого могила исправит!
Наташа, видимо, только что вошла, потому что стряхивала намокший зонтик. Она позволила себя поцеловать, но тут же призвала Широкова настраиваться на деловой лад и через полчаса начать допрос Петренко. Подбирая слова, чтобы не обидеть ее, Станислав возразил:
– Наташа, ты же понимаешь, что за «фрукт» Петренко. В тебе он будет, прежде всего, видеть хорошенькую женщину. Согласись, я лучше тебя знаю эту категорию: он будет издеваться, ерничать, похабничать. Кончится тем, что ты психанешь, а ему этого только и надо. Сам для себя он будет расценивать это, как маленькую победу, а, значит, далее говорить с ним станет еще тяжелее.
Упрямая складочка над переносицей, образовавшаяся, пока молодая женщина слушала доводы Широкова, разгладилась. Червоненко достала из сумочки пачку сигарет, собираясь закурить.
– Не могу понять: ты куришь или это элемент «шарма»? Кроме как в ресторане, я тебя с сигаретой не видел…
– А тебе не нравится? – вопросом на вопрос ответила Наташа.
– Нет, не нравится, – откровенно подтвердил Широков.
– Спасибо, что не лукавишь!– она послушно спрятала сигареты в ящик стола и пояснила. – Скажем, так: я курю, когда здорово нервничаю. Это еще с института осталось. И, ты прав, случается сие не так часто – я же по натуре спокойный человек, ты не заметил?
Последнее предложение прозвучало несколько утрировано.
– А если серьезно?
– А если серьезно, то я сказала правду. Весь вечер и утро настраивала себя на драку с Петренко, заводила себя, а ты, выражаясь языком спортивного комментатора, сделал мне только что подножку. Естественно, у меня возникло что-то вроде нервной разрядки.
– Извини, я хотел, как лучше…
– Я понимаю… Я все, Стасик, понимаю,– ты, безусловно, прав! Это – чисто бабское и сейчас пройдет. Так что ты предлагаешь?
Сетуя на свою недостаточную дипломатичность, Широков высказал мнение, что разговор с Петренко лучше всего начать им с Ефремовым и Свешниковым. Тем более надо учитывать бурную реакцию задержанного при прошлой встрече. Если дело пойдет как надо, можно будет подключиться следователю.
Наташа согласилась с этим предложением, заявив, что пока побудет с Зоей Воробьевой, которую вызвала к девяти тридцати. Беседу прервал телефонный звонок. С улыбкой выслушав собеседника, она положила трубку и сказала:
– Шеф твой звонил. Велел тебе взять у меня все необходимые документы и спускаться в ИВС – они со Свешниковым уже выходят, – и, насмешливо глядя на Широкова, добавила. – Голос у Петра Сергеевича не очень-то довольный. Ты что, еще к нему не заходил?
– Не-а, – беззаботно мотнул головой Станислав.
– То-то я удивилась, когда он подчеркнуто вежливо попросил отправить капитана Широкова в его распоряжение, если этот капитан мне не очень нужен!
– А я тебе не очень нужен?
– Нужен, – глаза Наташи потеплели. – Иди уж, горе мое…
Едва не забыв бумаги, Широков радостно помчался вниз по лестнице.
Ерофеев, сидевший за правым столом в следственной комнате изолятора, окинул Широкова хмурым взглядом.
– Ты, вроде, пока не в прокуратуре работаешь, Станислав Андреевич? Мог бы сперва к «любимому» начальнику заглянуть!
Оправдываться было бесполезно, поэтому Станислав пробормотал невнятное извинение. К счастью, подполковник не относился к числу обидчивых людей. Он сразу перешел к делу. Десяток минут они обсуждали план допроса, только потом попросили конвойных привести задержанного.
Когда Петренко уселся на табурет перед ними, Широков с удовлетворением заметил, что за две ночи, проведенные в камере, спеси у него поубавилось. Роман Михайлович «сошел» с лица, на щеках темнела отросшая щетина, одежда помялась и имела несвежий вид. На ногах неуклюже выглядели казенные ботинки без шнурков.
Ерофеев, так же с интересом осмотрев собеседника, начал:
– Роман Михайлович, ваши показания, данные позавчера, выглядят вполне достоверно. Возможно, мои младшие коллеги несколько перегнули палку, что привело, в конечном итоге, к неприятной сцене между вами. Соответствующее внушение им я уже сделал.
Угрюмо молчавший до этого Петренко, со злорадством посмотрел на Широкова и Свешникова.
– Поэтому, – продолжал подполковник, – мне хотелось только уточнить с вами кое-какие детали. Прежде всего, не хотите ли что-нибудь добавить к тому, что официально заявили вчера следователю Мальцеву при допросе?
– Нет, я все сказал еще им, – кивнул Петренко в сторону Широкова.
Однако Станислав заметил, как насторожился задержанный и внимательно посмотрел на подполковника. Но на спокойном лице Ерофеева вряд ли мог что-то прочитать даже самый опытный физиономист.
– Значит, 20 июля в 20.00 вы были в кинотеатре «Волна», где смотрели французский фильм «Папаши»?
Облизнув губы, Петренко кивнул.
– По-моему, вы путаете, Роман Михайлович. 20 июля в 20.00 в кинотеатре показывали фильм «Танцор диско». Кинокартина «Папаши», действительно, должна была идти в это время, как объявляла реклама, но контора кинопроката задержала копию, поэтому руководство кинотеатра вынуждено было показать другой фильм. Вы же знаете, наши граждане очень любят индийский кинематограф.