Бенефис дьявола
Шрифт:
Днем он почти постоянно находился на воздухе, вдали от всех прочих постояльцев, перебирая в голове события последних месяцев. Ему необходимо было для себя найти рациональные ответы на множество вопросов, связанных с его поведением, иначе он не сможет спокойно жить дальше. Павел Семенович советовал ему не напрягать свой мозг и воображение, пытаясь понять, каким образом он, например, воспринимал известный брэнд сотового оператора не иначе как LiveD-Devil, а в своей обновленной после ремонта «десятке» видел «Лексус» - это игра нашего мозга, силу, глубину и возможности которого человечество на сегодня не постигло и на сотые доли процента.
Тогда Глеб спрашивал его:
–
– Друг мой, реальными были ваши переживания от совершенных грехов, ваша совесть подсознательно восставала против творимого беспредела, а воображение всего лишь трансформировало эти переживания, придавая им видимые образы людей, страдающих точно также, как и вы, и источник этих страданий – соблазн в образе прекрасной обнаженной девушки. Человек в любом случае и на любой стадии своего развития всегда оставался представителем фауны: в нас есть инстинкты, которые никто не отменял. Поверьте, Фрейд во многом был прав, когда упрощал систему жизненной мотивации индивида до двух основных, так сказать, страстей: секс и насилие. Другими словами, человек изначально запрограммирован на продолжение рода, а для этого ему нужно бороться – за территорию, за пищу, за предмет своего вожделения. Это и есть жизнь в примитивном аспекте, и от неё никуда не деться.
– Доктор, но мы же цивилизованные люди!
– Вы действительно так думаете? Это в современномпонимании. Но каждой эпохе присуще такое заблуждение – когда во времена инквизиции людей жгли на кострах, то тоже полагали, что это во благо цивилизации. Всё относительно. Прогресс – это лишь оболочка, прикрывающая сущность, и она тоже необходима, чтобы мы могли договариваться, а не дубасить друг друга каждый раз за кусок хлеба или либидо. Да и, согласитесь, в комфорте жить куда приятнее, чем в пещере высекать огонь – говоря о цивилизации.
– Где же тогда Бог?
– А это как раз и есть те ваши переживания, которые подсознательно тормозили процессы, навязываемые извне чужой волей – с материалистической точки зрения, конечно. Вас же не в пещере вырастили, в конце концов, а, как вы говорите, в цивилизованном обществе, где, слава Богу, уже различают, «что такое хорошо и что такое плохо», а эти понятия, заметьте, прописаны были в Библии более двадцати веков назад.
– Но Вероника тоже выросла и воспиталась в таком же обществе – цивилизованном, по нашим меркам.
– Всегда есть риск патологии, или, как говорят богословы, вмешательство Дьявола. Я не педагог, но могу с уверенностью утверждать, что её поведение было обусловлено определенными ошибками в воспитании. Человек, взращенный в страхе перед нарушением общепринятых этических норм поведения, никогда не украдет, не убьёт, не возжелает жены ближнего – таких нас большинство, это же очевидно, иначе человечество погибло бы в хаосе и братоубийстве.
– Наверно, для меня это сложно, Павел Семенович – перенести такие заключения на собственную башку.
– Отнюдь. Наше поведение, сознательное или бессознательное, всегда – в каждом отдельном эпизоде жизни, в каждом поступке и даже слове и жесте – основывается частично на генетически заложенных мотивах; но в основном на том, что нам было привито с раннего детства: как вели себя наши родители в той или иной ситуации, каково было их отношение к тем или иным событиям, а мы лишь подсознательно в течение жизни воспроизводим всё это. В раннем детстве мозг – как губка,
– А мне частенько приходилось слышать еще в школе, как чья-нибудь мамаша говорит: я тебя, мол, не таким воспитывала, а ты вон чего вытворяешь.
– Это самообман, попытка снять с себя ответственность. Родители всегда пожинают плоды своего собственного творчества в виде готовых детей, когда тем стукнет уже под двадцать, а то и раньше. И так из поколения в поколение, по спирали: каждый виток всё выше и выше, глядишь, скоро и к идеалу приблизимся.
– Как скоро?
– Скоро – это по вселенским меркам. А спираль-то во Вселенной бесконечна.
– Химера, - отвечал Глеб, но ему нравилось такое общение с Боровиковым: тот никогда не навязывал своего мнения, а лишь доступно высказывал собственные соображения, дескать: хочешь – принимай, не хочешь – имей свои, а не имеешь – так сиди и молчи в тряпочку, не раздражай окружающих своим скептицизмом. По большей части, Глеб так и делал.
Дни пролетали за днями, и ему не терпелось уже покинуть эти гостеприимные стены. Постепенно Игорь Анатольевич ввел его в курс всех событий, невольным участником которых он стал. Глеб знал, что уже состоялось предварительное судебное слушание дела, по итогам которого он был признан освобожденным от соучастия в обоих преступлениях. Это его и радовало, и огорчало одновременно: он бы и вообразить себе не посмел еще полгода назад, что упоминание его имени в связи с подобного рода событиями даже теоретически возможно. Вот ему и наука – от сумы да от тюрьмы не зарекайся. В отношении же Вероники он ничего не мог себе сказать – сам виноват: на чужой каравай рот не разевай, не есть ли это народное иносказание более категоричного «не возжелай…»? Глеб попросил однажды Светлану принести ему Библию, и потом порой он подолгу сидел под «своим» деревом, находя удивительные параллели в этой древней книге с современной «цивилизацией».
26
Конец августа выдался солнечным и лишенным того изнурительного зноя, который выматывал всех на протяжении всего июля и первых недель последнего месяца лета. В воздухе уже чувствовалась та первая свежесть, после которой уже кажется, что осень вот-вот да и начнет сбрасывать с деревьев постаревшие листья, а забуревшая трава сама пригнется к земле в ожидании своего ежегодного перерождения.
Глеб вышел из дверей больницы и тут же поймал в свои объятия Свету, кинувшуюся ему навстречу. Рядом стоял Ромка, неловко переминаясь с ноги на ноги.
– С возвращением, что ли, бедолага, - сказал он, обнимая друга, - ты прям как из тюряги – только толстый и заплывший, смотреть больно на тебя.
– Ничего, привыкнешь,- ответил Глеб, улыбаясь.
Они планировали заскочить на часик домой, а затем уже отправиться за город, где их ждали старшие Бесчастные. Глеб подошел к серебристой Ниссан-Санни, которую его отец купил вместо проданной черной «десятки», и критически осмотрел от бампера до бампера – на ней теперь по доверенности ездила Света. Как ему не было жаль расставаться со своими водительскими правами, но это была лишь маленькая толика от того, что он мог бы в реальности заплатить за все свои злоключения последних месяцев, и он рад был уже в глубине души отделаться только лишь этим и остаться в итоге при трезвом уме и твердой памяти – как, оказывается, немного человеку надо для спокойного счастья. Глеб с удовольствие вдохнул в легкие свежий воздух полной грудью и ощутил все запахи свободы – свободы от никотина, от миллионов, от вероник и даже от нервного напряжения на дорогах.